Только вопить, посылать
проклятия на наши головы и бешено размахивать оружием, — бессильно взирая, как
те гибнут от наших пуль и сабель.
Мы даже не остановились.
Проскакали с Иваном мимо друг друга, и пока увлеченные погоней башибузуки
соображали, что происходит. Я снял двоих пулями и еще одного срубил. Иван
застрелил одного, зато срубил двоих. Разворот и еще один заход. Одного срубил и
снова смена — пока перезаряжается пистоль, догнал тех, которые изначально
ловили меня. Точь-в-точь, как в присказке.
«Атаман, я татарина поймал!»
«Так тащи его сюда!» «Не могу! Он меня не пускает!»
Но с точностью до наоборот.
— Бабах! Бабах!
«Сабля!»
— Вжик…
И передо мною больше никого.
Чисто.
«Поздравляем. Вы победили.
Получено очков опыта «180» с отрядом разделено «90». Желаете выйти из боя?»
Ничего я не желаю. Просто
враг еще не подошел.
Оглядываюсь. Иван спрыгнул и
то ли душит кого-то, то ли обыскивает. Осаживаю коня, разворот. Подъезжаю
ближе. О, как! Неожиданно… Оказывается казак им уши отрезает.
— Зачем?
Иван, естественно, не
ответил, но жест сделал весьма красноречивый. Мол, погоди, атаман, сейчас сам
увидишь.
Лично я против
надругательства над телами, но после того, что видел в цыганском таборе — возражать
не стал. Иван казак опытный, для развлечения такой ерундой заниматься не
станет. А если для дела — то а la guerre comme à la guerre.* (*фр., — на войне, как на войне)
Иван закончил уродовать
трупы, сложил трофеи в чей-то малахай и прыгнул в седло.
— Куда?
Казак снова изобразил пантомиму, означающую: «Я
туда-сюда, а ты — жди здесь!»
Ладно. Мы люди не гордые.
Лишь бы толк был. Да и все равно подмоги пока не видно. Еще один лихой наскок
уже не пройдет. Разбойники теперь ученые… Встретят рогатинами, пиками и градом
стрел. Мы, конечно, тоже изрядно народа нашинковать успеем, пока свалимся. Но,
нам от этого легче не станет. Если только от мысли, что на том свете зачтется?
Вот только я пока еще туда
не тороплюсь. Здесь баланс не подвел.
Гм, а Иван, кажется, как раз
на тот свет собрался. Пока я размышлял, казак развернул коня и галопом понесся
в сторону обоза башибузуков. Молча, естественно.
Естественно для меня.
Басурмане ж не знают о его увечье. Поэтому, одинокий всадник, мчащий во весь
опор на более чем три десятка врагов, — при этом не вопя, как в припадке
безумия, даже не обнажив саблю, — должен был вызвать у суеверных дикарей
приступ паники. И будь их чуток поменьше — даже не сомневаюсь, голомозые
бросились бы наутек. А так, всего лишь отступили за телеги с пленниками.