– А вот и ваш «Рюдзин» показался, – вполголоса сказал мне Алябьев, чтобы не мешать работать капитану первого ранга, руководящему подходом наших эскадр, – Сильно торопится. Как на пожар летит.
– У него максимальная скорость тридцать четыре узла, – перешёл я к иллюминаторам с другой стороны гондолы и улыбнулся, глядя на стелющийся за крейсером дым, но заметив непонимающий взгляд генерала, уточнил, – Больше километра в минуту.
– Началось веселье! – переключил наше внимание флотский, заставив нас переместиться обратно, – Входят в контакт. Скоро ваш "Рюдзин" их с другой стороны подожмёт и отсечёт от Цусимы.
– А ну, как развернуться японцы? – спросил Алябьев, не отрываясь от бинокля.
– Поздно. Бой мы им уже навязали, так что придётся им принять его в том строю, в котором они сейчас. А начнут перестраиваться, им совсем худо станет, – возбуждённо, чуть ли не приплясывая на месте, высказался моряк.
А внизу и вправду начал разгораться морской бой. Корабли шли сходящимися линиями на встречных курсах. У наших было преимущество в скорости, и мы ещё успели увидеть, как они начали менять курс, подрезая японцам хвост.
Потом тучи сделали своё чёрное дело, скрыв от нас всё происходящее, и мы превратились в радиослушателей.
– Ну, что могу сказать, господа. Победа! Полная победа! – часа через полтора заключил флотский, с удовольствием принимая от генерала, уже успевшего ознакомиться с содержимым моего бара, бокал с коньяком, – Событие исторической важности, достойное войти во все учебники морского дела. Нам с вами тут делать уже нечего. Думаю, через час - другой наши славные моряки оставшихся япошек добьют. Кстати, о япошках. Ваше Сиятельство, наше командование очень высоко отозвалось об эскадре под командованием японского адмирала. Они и стреляли метко, и под огнём не пасовали.
– Вот такие они, японцы, – развёл я руками, – А к чему вы мне это сказали?
– Видите ли, мы-то их не вправе награждать, – уставился на меня капитан первого ранга, но заметив, что я его не совсем понимаю, всё-таки расшифровал свой дальний заход, – Меня спрашивают, не сможете ли вы их сами наградить?
– Можете не сомневаться. Лично буду перед японской Императрицей ходатайствовать о самых высших наградах для героев, – браво ответил я, но весь пафос момента оказался смазан бессовестным фырканьем, перешедшим в откровенное ржание.