В голове Василия бушевал шторм баллов на двенадцать. Перестаньте
уговаривать самоубийцу отменить свое решение или хотя бы
повременить с его исполнением, заявите ему, что он не просто имеет
право, а именно обязан добровольно перейти в мир иной, – и ему
неудержимо захочется жить. Кто он, этот тип, назвавший себя Рудрой,
– действительно бог, что бы ни подразумевалось под этим словом, или
просто развлекающийся гипнотизер? Но даже если он бог, то чем
закончится падение на баржу?..
Неужели тем, чем оно должно закончиться по законам физики?
И неужели тот, древнеиндийский Рудра предпочитает теперь убивать
не черными стрелами, а вульгарным обманом?
Очень хотелось выругаться, плюнуть и уйти. Да, потом будет
стыдно. Удастся ли когда-нибудь забыть этот стыд?
Очень вряд ли.
Хорошо, что Василий не видел себя в этот момент. Расширенные
глаза безумца и деревянные непослушные ноги. На деревянных ногах он
удалился шагов на тридцать в указанном Рудрой направлении и глянул
вниз. Долго ждать не пришлось – из-под моста сейчас же показался
черный мятый нос идущей порожняком баржи, широкий, как шоссе, и
тупой, как сама идея прыгнуть вниз. Он выползал, как кит, как
чудовищный Моби Дик, надменный, безобразный и равнодушный ко всякой
мелюзге, и грубые сварные швы походили на боевые шрамы старого
кашалота.
Со второй попытки Василий перебрался через перила. Ох, как не
хватало руки, могучей руки, чтобы взяла за шиворот и властно
толкнула вниз! Секунда... еще одна... и еще...
Нос баржи ушел далеко вперед. Как ни длинна была посудина, а
всему есть предел, и Василий почувствовал, что скоро под ним
появится рубка, если баржа самоходная, или буксир-толкач, если
простая. Не выдержал – оглянулся на Рудру. Тот стоял у перил и
улыбался, кажется, насмешливо.
– Ну и хрен с ним, – прошептал Василий. – Плевать. Решил –
сделаю. Хрен с ними со всеми...
Кого он имел в виду под «всеми», он и сам не смог бы объяснить в
данный момент.
А в следующий – выпустил перила и, оттолкнувшись от них тощим
задом, рывком наклонился над пустотой. Ощутив начало падения,
дернулся было вновь вцепиться в ускользающую опору, но каким-то
чудом поборол малодушие. Не закричал, хоть и было нестерпимо жутко.
Просто падал плашмя, как и собирался, и наблюдал расширенными
зрачками стремительное приближение грязной палубы.