– Вы знаете Рудру? – спросил он.
– Да кто ж его не знает... – пробурчал курчавый, уничтожая
взглядом пыль на ковре и в воздухе. Мокрое пятно также съежилось и
пропало. – Слышь, парень, ты уже в себе? Тогда сядь нормально, вон
кресло... Ты уж прости, но боги между собой не «выкают», им на «ты»
как-то проще...
– Боги? – тупо спросил Василий.
– Потенциальные, – признался курчавый. – Но по мелочи и мы
кое-что можем. А уж понять, зачем ты здесь, сможет кто угодно. Ведь
Рудра и тебе предложил стать богом, верно? И ты согласился. Я
потому так уверенно говорю, что знаю. Кто отказывается, тот сюда не
попадает. Значит, богом, говоришь?..
Василий уже и сам не знал, кем он хочет стать.
– Что молчишь? – напирал курчавый. – Все еще в себя прийти не
можешь? Пора бы уже. Раз уж ты здесь, так давай садись, как
подобает богу, а не рабу. Или помочь?
– Не надо. – Василий сам дотащил себя до кресла. Ноги хоть с
трудом, но слушались, а общее самочувствие вполне можно было
выразить словами «отсидел весь организм».
«Это нервное», – подумал Василий, отметив, что, кажется,
начинает приходить в себя. Контуженные барабанные перепонки и
сетчатка тоже не беспокоили.
– Значит, боги, – пробормотал он, попытавшись состроить ухмылку,
в чем не слишком преуспел. – Вообще-то я, можно сказать, почти
атеист...
Это заявление насмешило странную парочку. Смуглый запустил
пальцы в курчавую шевелюру и зашелся оглушительным хохотом.
Раскачиваясь, он бил себя короткой рукой по толстому колену, бросал
счастливый, как у ребенка в цирке, взгляд на Василия и снова
хохотал. Белобрысый веселился сдержаннее.
– Как же ты... ох, не могу... как же ты согласился стать богом,
раз в бога не веришь? Ты Рудру-то видел?
– Видел.
– И все равно не поверил? Ой, у меня сейчас что-нибудь лопнет
внутри... – Курчавый трясся и булькал. – А самому стать тем, в кого
ты не веришь, – это тебе как, ничего? Вписывается в твою
гносеологию?
Василий угрюмо молчал.
– Ладно, в кого ты там веришь, а в кого нет, это твое дело, –
отсмеявшись, заявил смуглый. – Звать-то тебя как?.. Впрочем, знаю:
Василием. Ничего, нормальное имя, бывают и похуже. Ты русский. Я
Хорхе из Панамы, а вот этот долговязый неудачник – Ральф из
Австрии. Оба – кандидаты в боги, прошу любить и жаловать.
При слове «неудачник» белобрысый, названный Ральфом, едва
заметно усмехнулся, и Василий подметил презрение в той усмешке.
Подметил – и спрятал в память. Сейчас его жгуче интересовало
иное.