Это какие же способности могут – нет, должны! – открыться
впоследствии, если уже сейчас можно творить и творить! С легкостью
создавать что захочется и так же легко уничтожать неудачное,
начинать сызнова, добиваться максимального совершенства, и все это
практически без мучений, без горькой усталости и самобичевания при
упадке сил, без неслышных воплей: «Я не могу! Не могу! Я жалок, я
ничтожество, я бездарь!»
Он изваял взглядом скульптурный портрет подлеца Жорки Климова и
несколько минут измывался над ним, пока не получил помесь скунса с
крокодилом, что полностью соответствовало общему представлению о
Жорке, затем вернул статуе прежний облик, а рядом создал статую
Наташки Головиной с непреклонным, а не жалким, как обычно, взглядом
и плетью в руке. Заставить статуи двигаться оказалось чуть сложнее,
но Василий справился и с этим. Наташка свирепо порола Жорку
нагайкой, а тот вопил «уй-юй-юй-юй, я больше не буду!».
Натешившись, Василий уничтожил квазиживые статуи и принялся
размышлять, что бы еще сотворить. Среди прочих мыслей в голову
пришла блистательная идея вылепить себе сексуальную рабыню, но эту
идею Василий отодвинул на потом. Во-первых, за ним мог наблюдать
Рудра, и не только наблюдать, но и войти без спроса. Он бог, ему
можно. Во-вторых, гораздо проще было подавить в себе – конечно,
временно! – всякое плотское влечение. В-третьих, пора было получить
кое-какие ответы.
Но прежде стоило попробовать поэкспериментировать над собой.
Вместо зеркала Василий вырастил свою фантомную копию, точно
повторяющую все движения оригинала. Замер, вглядываясь в себя.
Н-да, ну и типчик!.. Сразу видно: ничего из себя не представляет,
зато с претензией. Как, впрочем, и многие, воображающие, что
планета вертится исключительно для их удобства.
«Ничего такого я не воображал!» – возмущенно пискнул кто-то
изнутри, и пришлось скрепя сердце заткнуть лжеца. Пусть он врал
только наполовину, но и полулжец – все равно лжец. Смертельно
обидеться на весь мир за то, что он тому-то и сему-то не
соответствует, таким-то и сяким-то требованиям не отвечает и вообще
не такой, как хочется, – это ли не претензия?
Скрипнув зубами и уничтожив двойника, Василий вырастил взамен
обыкновенное зеркало. Вот так-то лучше: зеркальный двойник привычен
и не так противен. Брутальности в нем, конечно, острый дефицит, а
что-то, наоборот, лишнее. Серьга в ухе, что ли?