Но теперь ему точно было не до сладостей!
Поговорив с охраной, Пауль вернулся к себе. Ответ парней на проходной ситуацию изменил лишь в том, что стало ясно: женщину, которая побывала в постели Пауля в ту ночь, следовало искать не где-то вовне, а в поселке — среди жителей окрестных коттеджей или обслуги. Но быстро и очень осторожно проведенное «внутреннее» расследование тоже ничего не дало. Все вели себя так, будто в ночь после вручения Хрустального шара Пауль Зиверс ничего этакого не натворил. Но сережка, запах на подушке и, главное, кровь на простынях ведь были! А кроме этого, обнаруженные позднее царапины — на груди, на животе, на левой руке; и уже посиневший след от укуса на правой… Пауль глядел на эти отметины, и внутри все сворачивалось прокисшим молоком. Женщина — не сильная волчица-оборотень, а слабая человеческая самка — сопротивлялась… Отбивалась, как могла…
Очень хотелось верить, что отбилась. Очень! Но здравый смысл нашептывал: «Сам-то, мудила, подумай: что она могла поделать против слетевшего с катушек оборотня твоих габаритов?!»
Качком, ходячей горой мышцы Пауль не был, но ежедневные занятия в зале напитали его сухощавое гибкое тело силой. Не молот, но клинок. Не увалень-медведь, но именно что волк — поджарый, жилистый, быстрый. Кого же он умудрился загрызть, обдолбавшись?!
Пауль навестил Люка. Тот выглядел ужасно, корил себя всячески и раз за разом повторял подробности того, что с ним произошло — то, что ему рассказали свидетели и девушка-полукровка, ставшая жертвой его темных страстишек. Сам же Люка не помнил ничего. Ни-че-го! Как выключило! Слышать это было совершенно невыносимо, так что у Пауля от слов приятеля опять вставала дыбом шерсть на холке, кожа покрывалась тонкой пленкой омерзительно липкого пота, а в животе все сворачивалось в тугой узел. Ведь при всей внешней вырвиглазной эпатажности и несмотря на тщательно выстроенный имидж матерого хищника Пауль Зиверс агрессивным никогда не был и насилие в отношении тех, кто был слабее, искренне презирал. И вот теперь сам…
Сознаваться Люка в том, что и он, похоже, наворотил дел, Пауль не стал. Трусливо не стал! Первые дни он жил как на иголках, ожидая визита полицейских или разъяренных родственников той, кого он… с которой он… Да пропади оно! Которую он, судя по всему, схватил, затащил в свою спальню и трахнул, несмотря на то, что та царапалась и кусалась, используя слабые, совсем для того негодные человеческие зубы!