Для нас, землян, небесная синева во всех ее проявлениях — от
нежной, розоватой, рассветной до темной, мрачной, пасмурной — как
близкий друг. Где бы мы ни находились, она кажется нам родной,
близкой, знакомой с самого детства и… обыденной. Но стоит впервые
попасть в космос, как взгляд на небо меняется навсегда.
Мы видим, что Земля — всего лишь крохотный голубой шарик среди
бесконечных просторов вселенной, что наш дом ничтожен и хрупок по
сравнению с безбрежностью космоса. И такой привычный синий цвет на
самом деле — уникальный особый оттенок, сияние нашей планеты,
которое возникает, когда солнечный свет отражается от атмосферы и
рассеивается молекулами азота.
В то же время в самом космосе синий цвет встречается намного
реже. Даже в яркой суете центра галактики, где от звездных
туманностей рябит в глазах, его так мало, что невольно
закрадывалась мысль: а ведь вся синева ушла в
гиперпространство.
В момент неожиданного прыжка лайнера я был больше озабочен
дракой с Грегом Головой и его прихвостнями, зато сейчас мне удалось
рассмотреть подпространство внимательнее. Я увидел, что
сине-лазурное здесь преобладает над мраком космоса и существует в
виде прямых ярких линий, сопровождающих наш шаттл.
Второй гиперпрыжок в жизни дался мне ничуть не легче первого.
Казалось, к боли, когда корежит каждую клетку тела, невозможно
привыкнуть, что эти мучения длятся бесконечно, но на Сидусе что-то
во мне изменилось — боль шла фоном, разум фиксировал ее силу, но
при этом не переставал восхищаться красотой за широкой обзорной
панелью, настолько прозрачной, что, если бы не растекающиеся по ней
струйки гиперпространства, можно было бы подумать, что ее нет
вовсе, протяни руку — и дотронешься до звездной пыли.
И внезапно, то ли через доли секунды, то ли минут через пять,
все кончилось — без каких-либо плавных переходов и спецэффектов,
мгновенно. Синева гиперпространства сменилась чернотой космоса,
слева светило местное солнце, а справа виднелась буро-зеленая
планета. Где-то под моими ногами пискнул из клетки Тигр, а справа
застонала Беверли. Шаттл был таким маленьким, что, раздвинув руки,
я бы не смог их распрямить — они уперлись бы в стенки, за которыми
только космос. Да и встать в полный рост было проблематично.
— Информирование, — проскрежетал рехегуа Убама. — В системе два
пояса астероидов и множество крупных рукотворных обломков
исчезнувшей цивилизации. Навигация затруднена, это повысит время
полета на четыре процента. Прямо по курсу — Агони, единственная
планета системы, цель экспедиции. До высадки — около десяти
часов.