- А ну стоять, плесень! – Хрипло донеслось из темноты.
Балашов резко остановился и испуганно закрутил головой по
сторонам в поисках обладателя этого мерзкого во всех отношениях
голоса. Из темноты выскочил скрывающийся в кустах парниша, лет
двадцати пяти - тридцати. Недобрый прищур колючих маленьких глазок,
брюки-клеш, подметающие дворовую пыль, рандолевая фикса сверкнула в
лучах единственного тусклого фонаря.
«Попал, как кур в ощип! И нафига в эту арку полез? – пронеслось
в голове Балашова. – Срезать хотел, придурок!»
Федька попятился, надеясь быстро скрыться в арке, но пути к
отступлению припозднившемуся студенту отрезал второй хулиган, по
всей видимости, подельник первого.
- Парни, вы чего? – попытался воззвать к совести бандитов
Балашов, не тут-то было - перегородивший арку хулиган вынул из
кармана нож-бабочку и демонстративно принялся крутить его в
руках.
- Лавэ гони! – требовательно произнес фиксатый.
- Ч-ч-то, простите? – Балашов, как зачарованный наблюдал за
полетом «бабочки», мучительно перебирял в голове возможные варианты
выхода из этой ситуации без потерь.
- Глухой что ль? Бабки гони! Быстрее! - Фиксатый требовательно
протянул руку.
- Так нету... у меня... дяденька... – плаксиво запричитал
Балашов, оттягивая неминуемое расставание со стипендией. -
Милиция!!!
От крика Балашова в некоторых темных прежде окнах загорелся
свет. Балашов резко прыгнул в сторону и перекатился по земле,
стараясь держать в поле зрения второго грабителя с ножом в
руках.
- Ах, ты, падла! - Закричал бандит, не успевший среагировать на
прыжок Балашова.
Фиксатый выхватил из-за пояса пистолет, и навскидку выстрелил в
Федора. Самым краешком глаза Балашов заметил, как из пистолетного
дула вырывается поток пламени.
- Ну вот, приплыли! – Федора пронзил приступ страха за свою
жизнь, сердце застучало со скоростью отбойного молотка, а во рту
пересохло.
Однако, внезапно время для него существенно «замедлилось», а
после и вовсе остановилось. Фигуры бандитов застыли неподвижными
страшными истуканами, а на самого Балашова словно бы навалилась
какая-то тяжесть. Исчезли все звуки, а сам воздух наполнился
тяжелой неповоротливой тягучестью, словно превратившись в густой
кисель. Мышцы – оцепенели, обернувшись тупыми баклушами, не
желающими подчиняться. Балашов забился, словно заяц, попавший в
охотничьи силки, пытаясь скинуть навалившуюся тяжесть – и у него
неожиданно получилось! Шажок за шажком – и вот он уже спасительной
арке подворотни. Как только он покинул территорию двора - время
резким скачком вновь вернулось в привычное русло.