- О! Бажен Вячеславович, не знал, что вы так хорошо владеете
немецким! – с изумлением произнес Хорст. – Я бы сказал, что это
настоящий Berlinerisch[3]! Я, как
уроженец Гамбурга, использующий
миссингш[4], это отлично слышу. Когда вы
успели изучить наш язык так основательно?
- Еще до революции пришлось изучить… - как можно более размыто
ответил я – Бажен Вячеславович не особо шпрехал по-немецки, хотя
отлично изъяснялся на английском. – Мне попался отличный
учитель.
- Что ж, я очень рад такому стечению обстоятельств, -
воодушевленно воскликнул Волли Хорст, - так нам будет намного легче
понимать друг друга! Да и я свой русский сумею подтянуть с вашей
помощью.
- Вы и так отлично говорите по-русски, герр Хост, - подсластил я
фрицу пилюлю. Но стоило признать, что он владел языком на хорошем
уровне. Не идеально, но шлифануть его навыки постоянным общением с
носителем языка – и будет идеально.
- О, нет! Не льстите мне Бажен Вячеславович – мое произношение
просто ужасно! И называйте меня Волли, герр профессор, как я и
предлагал вам еще в Москве. Я почту это за честь…
Вот какой, сука, прилипчивый тип. Значит, ему от меня что-то
очень сильно надо, иначе он бы не стал изображать передо мной
этакого простака и своего в доску парня. Даже очень-очень надо –
ибо истинные арийцы с такой надменной и породистой рожей, от
которой за версту несет длинной чередой аристократических предков,
просто так под руссиш швайне прогибаться не будет! Видать не
заладилось у них с профессорским «накопителем времени»! Хрен они
сумели его собрать! А если и сумели, то мозгов запустить эту адскую
машинку у них явно не хватило.
В той ветке реальностей, в которой мне довелось пребывать
изначально, ни о каком «накопителе времени» ничего не было
известно. Профессор либо умер, либо ничего не рассказал немцам, и
его банально пустили в расход, либо он сам себя… Вариантов не так
уж и много. А вот с моим попаданием в тело Трефилова, с полным
доступом к его памяти и знаниям, хрен его знает, как оно вывезет.
Но то, что историю я стопроцентно изменил, даже самим фактом моего
здесь присутствия – неоспоримый факт! Главное, чтобы эти изменения
не стали критическими и не позволили глобально изменить знакомую
мне историю.
- Сколько я был в беспамятстве, Волли? – неожиданно встрепенулся
я, ожидая получить ответ на насущный вопрос.