— Он не в себе, а у него есть золотая
шахта, — понятливо кивнула Дарья. — И было бы очень неплохо, если
бы она перешла к нам.
«А эта скотина Лазарев перестал бы
флиртовать со всякими бабами», — читалось в ее взгляде. Нет, ей
точно не все равно. И это еще один аргумент в пользу предположений
барона: Лазарев, каким он был прежде, не смог бы заинтересовать
дочку, стань он хоть самим Императором. Что-то с ним нечисто.
— Именно. Я пошлю письмо, если
Лазарев так тебе противен, но прошу поступить разумно: понаблюдай
за ним. Выясни, что с ним происходит и как это можно использовать к
нашей выгоде. Я всю жизнь положил на то, чтобы выбиться из простых
купцов в дворяне, и тебе этого не желаю. Я хочу, чтобы моя дочь
имела стабильный доход, а не крутилась, как белка в колесе, а
золотая шахта — как раз то, что нам нужно. Я ведь не заставляю тебя
спать с ним, просто понаблюдай за ним. Пока не будем расторгать
помолвку, скажем, что нанесённое оскорбление велико, но мы еще
думаем.
Дарья снова кивнула, лоб ее
нахмурился. Умница, дочка, все понимает. Достойная наследница
своего отца.
— Хорошо, папа. Я понаблюдаю.
***
Игорь оказался прав. На пути к
мельнице на нас действительно напали. Вот только не совсем так, как
мы думали.
Когда до места назначения оставалось
чуть больше мили, по ушам меня огрел оглушительный визг:
— Людишки!!! — и с деревьев на дорогу
перед нами выскочили гоблины. Штук двадцать воинственных зеленых
человечков, громко орущих и потрясающих каким-то самодельным
оружием. Громче всех вопил коротышка, вооруженный палкой с криво
вбитыми в нее гвоздями. Кажется, именно его лицо я заметил тогда в
подвале.
— Людишка! — взвизгнул гоблин,
подпрыгивая и размахивая доской у меня перед носом. Точнее, перед
грудью, поскольку доставал мне зеленый разве что до пояса. —
Мучитель, узурпатор, обидчик детей! Вот мы и встретились! Сражайся!
Тебе не сбежать!
Я скептически оглядел гоблина и его
воинство. Одеты зеленые были в какую-то рвань, а вооружены многие и
вовсе камнями. Пожалуй, если я буду с ними сражаться, это
превратится в форменное избиение, а я этого не хочу. Значит,
попробуем договориться.
— А какие ко мне, собственно,
претензии, уважаемый гоблин? — вежливо осведомился я.
— Ты ударил ребёнка! Тиран! Урод!
Убивец! Людишка!
— Но он сам был виноват, — привел я
неопровержимый аргумент. — Разве вы его не учили, что воровать
плохо?