- Будет. Завтра утром. Твое желание никто не спросит,
прекращай верещать. И да, надумаешь сбежать – не забудь, что в доме стража. А
сейчас пойдем – у нас с тобой всего одна ночь, и я не намерен тратить ее на
пререкания.
- Никуда я не пойду!
- Кристина, будь умной девочкой, давай решим все полюбовно
и сделаем эту ночь приятной и для меня, и для тебя. Тебе деваться-то некуда –
если Филипп решил выдать тебя замуж, значит, ты выйдешь. Если он решил сделать
тебя своей любовницей – ты ею станешь. И вспомни о сестре. Мне не хотелось бы напоминать
тебе о ней, но это не значит, что она в безопасности.
- Прекратите меня шантажировать!
- Прекрати возмущаться – и шантажировать тебя не придется.
Смирись, Филипп выбрал тебя, и в твоих интересах – подчиниться. Добрый совет от
мужа: не зли его, и твоя участь будет куда терпимей. А сейчас я хочу взять то,
что принадлежит мне по закону, и если ты перестанешь строить из себя недотрогу,
я позабочусь, чтобы для тебя эта ночь прошла как можно приятней.
- Вы не посмеете взять меня силой!
- Уверена?
Одним резким движением Ланс подхватил Кристину на руки и
потащил в спальню, невзирая ни на ее попытки вырваться, ни на удары маленьких
кулачков, ни на жалобные слезы и захлебывающуюся мольбу.
Он притащил ее в спальню и бросил на кровать. Пока она
нежилась, смывая с себя дневную пыль, он успел разжечь камин и погасить все
свечи, и теперь комната погрузилась в полумрак, играющий всполохами огня.
Кристина попятилась к изголовью, судорожно ища лазейку для побега, но Ланс
стоял перед кроватью и лишь ухмылялся, стягивая с себя одежду.
С замиранием сердечка смотрела она на мужчину, черной тенью
стоящего в полутьме, – смотрела, как светлая рубашка исчезает со смуглого тела,
а вслед за ней исчезают и штаны… И темнота не может скрыть его желание начать
супружескую жизнь уже сейчас; при виде обнаженной своей невесты, распластанной
на кровати, испуганной, заплаканной и трясущейся, желание его лишь крепнет, тяжелеет,
чуть покачиваясь, а потом… А потом он подошел ближе и всполох огня осветил чуть
блестящую его загорелую кожу. Кристина попятилась, замотала головой, не желая
принимать, что вот сейчас кошмар повторится; молящий взгляд метнулся к лицу
мужчины, а зацепился за черный витиеватый рисунок на его груди, плавно
перетекающий на плечо. Кристина замерла – даже пятиться перестала; как
завороженная, вглядывалась она в татуировку, и понимала лишь одно: она ей
знакома.