- Хоть слово ему скажешь – убью, Кристина.
И судя по тому, как в яростном безумии неудовлетворенного
желания и злости сверкнули сейчас его глаза, он не шутил. Еще настойчивей
толкнулся, заставляя закричать от боли.
- Впусти, - рычал он, и только страх перед Филиппом мешал
ему осуществить свою угрозу и толкнуться еще сильнее, чтоб завладеть, наконец,
вожделенным телом.
А сил сопротивляться – все меньше. Он будто дикий зверь –
проворный, сильный, идет до конца, добивая жертву, – и Кристина знает: она
сдастся, опять позволит растоптать себя первому пожелавшему. Она сдастся,
потому что она в разы слабее этой пьяной настойчивой туши. Потому что она всего
лишь женщина, и в этом новом мире, построенном Филиппом, она никто – всего лишь
игрушка для забав любого, кто сильнее. Она сдастся, потому что ее некому
защитить, и даже ее ошибка, согласие на этот проклятый брак, всего лишь
иллюзия: это не она согласилась – это ей позволили почувствовать себя
согласной. Откажись она от свадьбы, ее бы не оставили в покое; ей просто дали
пойти самой, а не связанной, перекинутой через чье-то плечо, насилу уведенной
из дома.
Кристина плакала и билась до последнего, но силы слишком неравны,
и вот уже оскал победный сияет над ее лицом, обдавая перегаром; липкое,
вспотевшее тело вжимается в нее и…
Из-за собственного крика ей она не услышала хрипа мучителя;
под пеленой слез не увидела, как исказилось его лицо, и не поняла, что тяжесть,
вжимающая несчастное ее тело в атласное покрывало, не от его победы, а от его
бессилия.
Ему не до нее: непонятно откуда взявшаяся веревка на шее
мешает вдохнуть, и он в отчаянии цепляется за нее, пытаясь ослабить смертельную
хватку, а она все тянет и тянет его от трясущейся в истерике девчонки, и пока
он полностью не сползает с нее, удавка не ослабевает. Лишь только когда жертва
его оказывается на свободе, веревка исчезает, и чья-то рука перехватывает его
за волосы и тащит с кровати – подальше от перепуганной, ничего не понимающей
Кристины.
Почувствовав свободу, Кристина подскочила и вжалась в изголовье
кровати. Она не понимала, что происходит, ей казалось, что она сходит с ума, но
возня возле кровати была реальной. Кристина вытерла слезы и наконец осмотрелась,
только теперь различив в полумраке знакомый профиль темноволосого мужчины. Короткий
облегченный выдох сменился очередным приступом истерики – не верилось, что
здесь, сейчас, ее нашли, и, кажется, спасение близко. Она без труда вспомнила
имя своего спасителя, но произнести его не смогла – лишь давилась слезами. И
стыд перед мужчиной спешит накрыть ее – ему опять приходится ее спасать, на сей
раз вытаскивая из чужой постели…