– Пожалуйста, если вам это не впадлу,
– ответил Таиров развязно и ровно, с крупицей почтения в голосе,
необходимой при обращении сержанта-«старика» к прапорщику. – Вместе
чаёк похлебаем, потолкуем.
– Премного благодарен! Что ж,
покалякаем! – шумно ввалился в каптёрку Лисицын и обшарил её
взглядом. – Отставить ёперный театр! Я из вас выкую ячейку
обчества! Устроили тут шалман!
– Нарушаете права человека, старшина!
– с видом матёрого демократа-правозащитника, встал Таиров.
– Ты – чепуха!
Стало ясно – старшине не до
шуточек.
– Допрыгались, квартиранты!
Нашкодили! Тапереча ищи-свищи товарища по оружию, поросята! Не
ровён час, повесится гвардеец! – горлопанил Лисицын во весь рот. –
Так мы по вашей милости и доложим наверх, мол, в нашем геройском
подразделении такой-то боец представился, трщ генерал!
«Старики» притихли.
– Трибуналом пахнет! – не своим
голосом заорал старшина. – Подрасстрельной статьёй!
Возражений не было.
– Вытрухаться всем в две секунды из
каптёрки! – Шрам на лбу придавал старшине черты жестокосердия.
Через несколько минут рота
построилась торопливо и неровно в проходе между двухъярусными
койками. Солдаты напряжённо ожидали услышать что-то очень важное.
Так многотысячная площадь ждёт не дождётся от оратора самых главных
слов. Вот он идёт к трибуне, спокойно, с достоинством. Вот он встал
над всеми, выпрямился и охватил взглядом толпу. Люди замерли, они
верят – он обязательно скажет Правду-матку и обожжёт сердца…
– Не так чтобы очень важнецкая у нас
положения, – тихо сказал старшина. – Вот такая беда в нашем
тридесятом царстве.
Он сокрушённо покачал головой, ноздри
его сердито раздувались и натруженно трепетали.
Образовалась долгая пауза. Слышно
было, как длинноногий дождь бродил по крыше, барабанил по
водосточным трубам и стучался в окна. Ветер разгулялся, перешёл на
галоп и заскулил скучную песню на непонятном языке. Над головами
солдат раскатисто ударил гром. Кто-то из молодых уснул с открытыми
глазами и вывалился из строя, сразу же получив сочный
подзатыльник.
Лисицын будто очнулся.
– В строю не шевелись! В носу не
ковыряйсь! – штормом налетел он.
Строй замер.
– Да, товарищи солдаты, дисциплинка,
доложу я вам, маленько пошатнулась! Сколько можно вдалбливать её в
ваши бошки?! Прощёлкали, сучьи потрохи! Напакостили! – негодовал
старшина.