– Короче, во что бы то ни стало,
взять живым или мёртвым ентого единорога! Повторяю, взять живым или
мёртвым и поставить в строй!
«Старики» смотрелись сурово.
– Верняк, старшина. Отыщем вражину, –
гневно пообещал Таиров. – Сто пудов даю!
– Расплющим нарушителя, сотрём в
порошок папуаса, – клятвенно негодовали «старики».
– Обезвредим отщепенца!
Абсурд крепчал.
– Выжжем скверну!
– Растопчем гидру!
– Тщательно протралить все шхеры,
включая сортир и окружающую нас помойку! – с полководческим
металлом в голосе, распорядился старшина. – Действовать по-боевому,
не считаясь с потерями! В плен не брать!
Лисицын порывисто толкнул дверь
казармы и застыл на пороге. Дорогу ему преградила стена из воды и
мрака. Ливень клокотал, переваривая в своём чреве ночь. Треснул
гром и в казарму ворвался фосфорический блеск кипящих небес.
Старшина захлопнул дверь и
развернулся на сто восемьдесят градусов. Его физиономия напоминала
грозовую тучу.
– Ну! – рявкнул он. – Кто хочет стать
героем посмертно?!
Рота ответила гробовым молчанием.
– А чё, старшина, – выступил Брежнев,
– не положено нам, пущай ду́хи гибнут…
Лисицын оборвал его резким ударом в
грудь.
– Не трещи, балалайка!.. Всё у вас
шиворот на выворот!..
– Ваше высокоблагородие, моот
погодить погибать-то? – сразу сменил тон Брежнев. – Почто нам
подвигами-то себя изводить?! За что кровушку проливать?! Глядишь
через часок-другой, туловище и возвертается с повинной щёб его на
поруки взяли. Тут мы злодея в аккурат и сцапаем…
– У! Поросёнок! – старшина
одобрительно саданул ему в живот.
– В-а-ш б-р-о-дь…– закашлялся
Брежнев, – Ва-ше п-ре-вос-хо-дительство, не губи…
Лисицын коротко врезал ему кулаком в
солнечное сплетение.
– Приказываю вернуть рядового
Шайхаттарова в первобытное состояние! Час ждём, затем зачинаем
баталию!..
Рота высыпала из казармы. Светало.
Над чертой горизонта рдела и ширилась полоса зари. Широкий столб
солнечного огня восходил к небу. Багровые пятна затрепетали по
вершинам деревьев. Словно вспугнутые, исчезли остатки ночи, уступив
место свету и теплу. Дождь заметно ослаб и вскоре почти
прекратился. Гроза ушла охватывать лес далеко на западе.
Беглеца нашли быстро. В тридцати
метрах от казармы Шайхаттаров обнимал мшистую кочку и беззвучно
рыдал. Замёрзший, мокрый до нитки, он прижимался к земле, как будто
она могла спасти. Его искусанные в кровь губы судорожно хватали
брусничный лист.