-
Давай тогда не Светлая, а Светлана, - предприняла вторую попытку.
Отец
вышел из-за стола и приблизился ко мне.
-
Ниара, - присел на корточки отец, чтобы оказаться со мной одного роста. – Я
понимаю, что тебе сейчас нелегко. Нелегко осознать, что ты теперь другой
человек, и жизнь у тебя другая, и семья, и окружение, и даже мир, - понизил
голос отец. – Но теперь ты моя дочь, моя Ниара. Я не стану называть тебя другим
именем, уж прости.
-
Ладно, - не сумела я скрыть расстройства. - Только я не такая, я не темная, -
не глядя хитару в глаза, пояснила я. – Я не хочу, чтобы меня называли
Темнейшей, моя душа полна света, папа.
-
Не стоит всем открывать свою душу, - серьезно заявил отец. – В таком случае,
имя – твоя броня, твоя защита. Называй себя Светлой только с теми, кому
доверяешь, только с теми, кому готова открыться, - посоветовал он.
-
Я люблю тебя, папа, - шмыгнула я.
-
И я тебя, дочка, - щелкнул он меня по носу. – За двоих. За себя и за маму.
Торрон
встретил нас холодным промозглым ветром и дождем. Отец заранее отправлял
нескольких слуг с требованием привести дом в жилой вид, поэтому нас ждал
протопленный, пусть и сильно запущенный особняк в самом центре города. Когда дом
строили много лет назад, это, скорее всего, была окраина разросшегося со
временем Торрона.
Мне
досталась не слишком большая комната с совсем крохотным окном, особенно если
сравнивать с моей комнатой в Раксе. Но там совсем другой климат. Если бы здесь
у меня было окно во всю стену, как в нашем поместье, никакой камин не сумел бы
обогреть комнату в достаточной мере. Устаревшую мебель отец вызвался заменить,
а еще предложил устроить ремонт по моему вкусу. Но совершенно случайно
оказалось, что это была комната мамы, когда она жила в этом доме с родителями.
И я решила ничего в ней не менять, разве что немного освежить.
Приятно
было осознавать, что и маленькая Ниаллея сидела перед этим зеркалом, смотрела в
это окно, спала на этой кровати… Я будто становилась ближе к этой хитайе,
находясь среди ее вещей. В каком-то порыве непонятной ностальгии я даже
попросила переделать под меня несколько старомодных платьев, что носила мама в
моем возрасте. Меня, наверное, не поймут те, кто вырос в семье, имел обоих
родителей. У меня был только папа, и как бы я ни хорохорилась и не пыталась
доказать прежде всего самой себе, что вся такая самостоятельная и
самодостаточная, в глубине души очень хотела иметь и маму. Хотела ощутить тепло
любящих рук, хотела запомнить на всю жизнь неповторимый материнский запах,
знать нежность ее поцелуев и крепость объятий. Как бы то ни было, мне ее не
хватало.