Герман тихо засмеялся и потер тонкими пальцами напряженный лоб вдоль бровей, затем ответил:
– Нет. И по правде сказать, я пока слабо представляю себе, как бы могло выглядеть это примирение.
– Ну, хочешь, я поговорю с ней. Уверен, что мне удастся донести до нее картину во всей полноте, и она поймет меня. Мне кажется, мы прекрасно поладили с твоей Кристиной.
– Тебе кажется. На самом деле она тебя боится. Тебя все боятся.
– Неужели? – мужчина вскинул брови в жесте притворного удивления.
Сын продолжил:
– Ты сам приложил к этому немало усилий. Столько народу полегло.
– Дань времени, – Влад пожал плечами. – Иначе было просто нельзя.
Последовало неловкое молчание, затем один из голосов раздался вновь.
– Это правда, что ты макал хлеб в кровь своих врагов? – Герман сомкнул кончики пальцев обеих ладоней и испытующе посмотрел на отца.
– Я же говорю, время было такое. Ты, кстати, попробуй. Вдруг тебе тоже понравится…
– Об этом я и хочу с тобой поговорить.
Владислав внимательно посмотрел на сына. Герман продолжал.
– Мне удалось узнать кое-что. Они здесь. Убийцы моей матери, твоей жены. Здесь, на этом континенте.
Воцарилась тишина. Владислав обдумывал услышанное, прикидывая что-то в уме, Герман все это время ждал его ответа. Наконец, он последовал:
– Что ты хочешь сделать?
– Мне надоело отлавливать их по одному. Один год, одна жизнь. Так мы до скончания века будем ждать возмездия, пока последний из них и их родни сгинет в огне. Месть должна свершиться. Они должны заплатить. Все до единого.
За спиной мужчины, в огромном окне, ночные волны накатывали на песок одна за другой. Его бледное лицо исказила хищная ухмылка.
– Признаю, я на нужные плечи хочу переложить правление одной из старейших династий бессмертных. Ты сын своего отца, Герман.
Эти слова, казалось, не достигли ушей собеседника. Лицо молодого мужчины оставалось холодным и бесстрастным, затем он сказал:
– Тогда ответь мне, отец, почему ты не сделал этого сам? Раньше.
– Мальчик мой, – горько улыбнулся в ответ глава рода, – кто же знал, что они помнят свою клятву? Кто мог знать, что им удастся зайти так далеко и убить ее, сильнейшую из женщин в нашей семье?! Кто знал, что эти слизняки, эти жалкие смертные могут что-то сделать нам, причинить вред?!
На мгновение по лицу Германа, словно рябь по воде, пробежала боль, но он быстро взял себя в руки и продолжил уже с полным самообладанием: