Я проснулся. Руки действительно не болели. Пражка не обманул.
Вчера я очистил три дерева. Вчера – жуткий день. Интересно, смогу я выдержать жуткую неделю? Жуть. Какие сорок дней?
Физически можно восстановиться. Но руки… Рова не сдавалась без боя, иголки глубоко впивались в ладони, и к вечеру некоторые пальцы нельзя было согнуть от боли. Руки до локтей были полностью исцарапаны и кровоточили. Рова хваталась за спину, ноги, лицо, вгрызалась колючками в плоть. Она хотела меня оплести, как оливу: «Ты очистишь дерево, а мы опутаем тебя».
И все-таки царапины по всему телу – ничто по сравнению с руками. Руки боролись. Руки рвали рову, а рова рвала руки. Я очистил три дерева и потерял две руки. Пиррова победа…
Пражка держал в руках бутылочку: черная мазь – внутри, иероглифы и кобра – на затертой этикетке:
– Если намажешь, руки будут гореть минут десять. Но завтра будут как новые. Выбирай сам.
Глупый вопрос, – простое решение. Весь день нормально работающие руки против десяти минут потерпеть? Я взял крем. Посмотрел на часы, чтобы засечь время, Пражка перехватил взгляд и сказал: «Ты не будешь следить за временем», – но я, не обратив внимания, нанес мазь.
Жечь начало сразу. Через полминуты начало гореть. Я не думал, что слова Пражки надо воспринимать буквально, конечности действительно горели.
Я погрузил руки в кислоту, и кожа хлопьями стала слетать с них. Затем я опустил их в костер. Кожа краснела, покрывалась волдырями, волдыри росли, но не лопались, а чернели, затвердевали, и кисти превращались в угли. Так должно было быть, я это чувствовал. Но я видел свои руки – обычные, только в царапинах, покрытые мазью.
Я хотел убрать мазь, но она уже впиталась.
Я кричал или выл – и не слышал себя.
Я бежал, чтобы исчезнуть, – но не видел, куда бежать. Где бы я ни оказался – там снова была боль.
Я потерял время и нашел боль.
Я стал болью и ни о чем не думал. Мысль была боль. И мысль была остановить эту боль. И больше ничего. Ни пространства, ни времени, ни разума – только боль.
Стихает. Я понял, стихает боль. Я что-то понял. Значит, есть какие-то иные мысли. Значит, я теперь не только боль. Гореть перестало. Только сейчас я смог посмотреть на часы – прошло действительно около десяти минут. Потом я взглянул на Пражку.