Сначала мне стало страшно. А что, если нас увидят? Может, стоит
разбудить Акулину и Селивана и уезжать? Или все же посмотреть?
Я спрыгнула с телеги, снова прислушалась, после чего пошла
вокруг холма. Хныканье прекратилось. Когда перед моими глазами
показалась часть перевернутой коляски, я резко остановилась, а
потом быстро пошла к ней. Да здесь произошла целая катастрофа!
Коляска лежала на боку, рядом тяжело дышала одна лошадь, а
вторая вообще не подавала признаков жизни. Где же люди?! Где
ребенок?!
С гулко бьющимся сердцем я бросилась к месту аварии, переступая
через перевернутые сундуки. Вещи, выпавшие из них, разноцветными
пятнами лежали на траве и висели на ветвях кустов, росших на
холме.
Первого я увидела мужчину: видимо, это был возница. Явно мёртвый
- это я поняла сразу по неестественно вывернутой шее. После чего
мое внимание привлекли ноги в чулках, торчащие из-за коляски. На
одной из них был надет темный туфель на каблуке. Женщина.
Я подошла ближе, надеясь, что она жива. Но, увы, лицо бедняжки
заливала кровь из большой раны на лбу. Где же малыш?
Ребенка я обнаружила в кустах. На первый взгляд с ним все было в
порядке. Малыша прижимала к себе полная женщина, одетая в простое
платье. Ее толстая коса зацепилась за ветви, отчего голова почти
висела над землей.
Я подошла ближе, моля Бога, чтобы хоть ребенок оказался жив, и
попыталась забрать его из спасительных объятий. Няньки?
Кормилицы?
Женщина вдруг застонала и, схватив меня за руку, уставилась
угрожающим взглядом.
- Тише, тише… Я хочу вам помочь… - я погладила ее по руке. – Не
бойтесь меня.
Женщина отпустила мою руку и посмотрела на ребенка. Малыш снова
захныкал, после чего на ее лице промелькнуло такое облегчение, что
стало понятно: она его очень любит.
Я полезла выше, отцепила косу бедняжки от ветвей, представляя
как ей тяжело было держать голову в таком положении.
- Спасибо вам… спасибо… - она попыталась сесть, но вскрикнув,
рухнула назад. – Ох, нога! Нога!
- Разрешите, я посмотрю? – я приподняла ее юбку. – Да тут
перелом большой берцовой…
Правая нога женщины опухла, посинела, по ней разбежалась сетка
кровоподтеков.
- Горе мне горе! – завыла она, а следом громко заплакал ребенок.
– Ой, как быть-то теперь?! Где хозяйка моя?! Где хозяйка моя, Елена
Федоровна?!
- Умерла она, - сказала я, испуганно оглядываясь по сторонам.
Этот кипиш был совсем ни к чему. – И извозчик ваш умер.