Он погладил мои напряженные пальцы, которыми я изо всех сил вцепилась в колени. Гладил приятно – от кистей до кончиков ногтей. Нежно, словно был влюблен в мои руки.
Щекотно и почти приятно, если забыть, что он обещал их сломать.
– Я рассказала все, что знаю! – я не выдержала напряжения и по щекам снова потекли слезы. – Я не трогала вашего сына!
Я захлебнулась дыханием и затихла, рыдая в ладонь.
– Ты в чем-то врешь, – заключил он и поднялся.
Он взял банку и застыл. Давай, пей.
Выпей все, перед тем, как раздробить мне кости.
Я смотрела в пол, чтобы случайным взглядом не выдать себя.
Ярцев запрокинул голову, по кадыку я видела, как он глотает.
Яд без запаха и вкуса – по себе знаю, он даже не понял, что с напитком что-то не так. Осталось только дождаться, но с первой жертвой в кафе все началось быстро.
Да, он умрет плохой смертью, зато выживу я.
Ярцев допил и смял банку.
Она полетела в мусорное ведро, а он по-прежнему ходил вокруг, не спуская с меня глаз. Точно акула, которая кружит, сужая радиус, чтобы внимательнее рассмотреть жертву.
Ничего не происходило… А вдруг вообще не подействует?
– Я все скажу, – я покорно опустила голову, чтобы потянуть время. – Только не причиняйте боль, пожалуйста…
Я отдам этот чертов флакон, лишь бы Ярцев меня не трогал. Пальцы ломило при одном воспоминании, что он обещал с ними сделать.
– Давай, я жду, – из-за спины ответил он и кашлянул.
Звук получился удивленным – Ярцев сам не ожидал, что раскашляется.
Я без разрешения вскочила на ноги и обернулась, пятясь. Не хотела я на это смотреть… Но так всегда бывает: чем ужаснее картина, тем труднее отвернуться.
Я ждала, что его вырвет кровью – так же страшно, как того мужчину в кафе. Но Ярцев стоял, опираясь на подоконник и смотрел в пол, часто сглатывая, будто его тошнит.
Я не видела лица… И отлично. Он согнулся, словно сдерживал боль внутри, пальцы побелели. Дыхание стало частым и глубоким, а затем он перестал дышать – как я, когда меня скрутило спазмом.
В то же мгновение его вырвало, но не кровью – только выпитым и желчью.
Ярцев разогнулся, оборачиваясь и пол чуть не уплыл из-под ног. Я пятилась, пытаясь справиться с головокружением, пока меня не остановила стена позади. Она же не позволила мне упасть: лопаясь, с Ярцева заживо сползала кожа.
Скулы, носогубные складки, лоб – все взрезано, вскрыто, будто кто-то провел скальпелем изнутри. Из порезов сочились блестящая слизь и сукровица, но крови не было. Яркие глаза на испачканном грязно-буром лице казались демоническими, но абсолютно ясными.