Он тяжело и часто дышал, как дышат при изнуряющей боли. Бока раздувались так сильно, что это было заметно.
Я молчала, ртом хватая воздух. Мне хотелось по-детски сказать: я больше не буду. Не буду!..
Я не знаю, почему его кожа лопается, как на перезревшей дыне и свисает лохмотьями. Не знаю, почему плоть в открытых ранах – это сухие, чистые и плотные мышцы, которые двигаются, явно причиняя страдания. Знаю только, что в том, что происходит, виновата я.
И теперь он убьет меня за это.
– Пожалуйста, – слабо выдавила я.
По щекам струились слезы, которых я почти не ощущала. Я была готова умолять, только бы он меня не трогал.
Ярцев резко толкнул меня к стене, прижал, не давая уйти и закатал рукав рубашки. Кожа трескалась вдоль предплечья, в котором двигались мышцы, дрожащие от перенапряжения.
– Это ты хотела увидеть? – голос стал ниже, и тоже дрожал, словно Ярцев прилагал усилия для контроля над собой. – Ради этого опоила?
Я хотела убить его, а не заставить разваливаться на части. Но его совсем не удивили метаморфозы с собственным телом.
– Как я тебе, Рита? – он снова пробовал мое имя на вкус. – Не нравлюсь? Думаешь, я не видел, как ты на меня смотрела? Не понял, что ты в меня втрескалась? Хочешь меня теперь?
Нервы окончательно сдали, когда у него лопнула щека, обнажая зубной ряд.
– Молись, чтобы я остановился, дура.
Ярцев опустил голову, болезненно глядя в пол. И я увидела, как меняется десна, обнажая крупные и кривые – нечеловеческие зубы. Затем щека наполнилась слизью – она поступала откуда-то из-под кожи.
Лицо стало напряженным, словно он чем-то подавился. Покрылось красными пятнами и испариной. Я испугалась, что сейчас его начнет рвать, но Ярцев выдохнул и вновь глубоко вдохнул.
Согнулся, хватаясь за солнечное сплетение. Звуки, которые он издавал, были похожи на полукашель, полусип.
– Я не хотела! – крикнула я. – Простите!
Он нашел меня взглядом – щека лопнула до самой губы, будто ему разрезали рот. Он попытался что-то сказать, но, видно, это затронуло и язык – вместо слов он издал нечленораздельное мычание. Вроде бы речь человеческая, но ничего не разобрать, словно рот набит чем-то.
Ярцев замолчал, оперся жуткой рукой на стену над моим плечом. Задержал дыхание, взгляд стал отрешенным – Ярцев изучал свои ощущения.
Я больше не могла это выносить, меня охватил дикий ужас. Я заперта с человеком, зверем, чудовищем. Он не умирал, он разваливался на части.