Фернандо Магеллан. Том 2 - страница 3

– Сами виноваты,  – равнодушно заметил Фодис.  – Офицеры насильно не вербовали дураков.

– Это моя вина!  – Антоний резко захлопнул книгу – Я не нашел нужные слова, не удержал от кровопролития. Бог послал меня для мира, а я посеял вражду. Нет мне прощения, пока люди не помирятся.

– Таким путем вы ничего не измените,  – усомнился плотник,  – не дотянете до весны, умрете от грудницы. Вон как дыхалка бухает, будто Маэстро Педро из пушки палит. Слабое у вас сердце, мышца у него тоненькая. Вас бы в Нормандию на молоко…  – Фодис шумно вдохнул смолистый воздух, прикрыл покрасневшие глаза.  – Дымом пахнет,  – определил он,  – столярной лавкой, очагом, кожей.  – Немного помедлил и нехотя добавил:  – Бог накажет виновного за людские мучения.

– Не надо наказывать,  – перекрестился Антоний.  – Я искуплю.

– Убивать себя – грех!  – напомнил Фодис – Это от премудрости. Старый еврей сказал: «Большие знания углубляют скорбь!» Вы много читаете, поэтому душа болит.

Монах подхватил:

– Вы и впрямь святой,  – удивился плотник, с восхищением разглядывая маленькую головку францисканца со слипшимися волосами и заросшей тонзурой.  – Недаром капитан-генерал боится вас!

– Хочешь, научу тебя читать? Ты познаешь мудрость этой книги.

– Я не осилю буквы, да и зачем умножать скорбь?!

Он поднялся, взял рубанок, постучал по нему киянкой, нежно прикоснулся к доске, широким взмахом провел по краю. Медовое тело дерева слегка вздрогнуло, отозвалось глухим вздохом, обнажило белизну. Трепетная ленточка стружки вырвалась из-под рук Ричарда на волю, упала к ногам священника, свернулась пшеничным локоном нормандской крестьянки.