После первых ногтей, выдранных
щипцами, до меня дошло — с выбором я определённо ошибся. Да, на
одной чаше весов лежали невинные души. А так же проклятие, о
котором никто не должен был узнать. Но на другой чаше был я. И
всепоглощающая боль.
Кнуд несомненно являлся мастером
своего дела. Он начинал с малого, постепенно наращивая сложность
пыток. Возможно, я зажёг в нём своего рода соревновательный
интерес. Мальчишка, который не боялся смерти. Палач максимально
соблюдал осторожность, чтобы я ненароком не отдал богам душу. Ведь
он должен был непременно предоставить моё бренное тело на эшафот
перед публикой. А перед этим получить моё признание.
Я потерял счёт времени. Всё смешалось
в кучу. Медленные и тягучие истязания и задушевная болтовня
мучителя о славном прошлом, когда он был бароном, и впоследствии
разорился, что привело его сюда. Оттуда и ровные зубы, и грамотный
язык. Затем проходил процесс втирания лечебной мази в раны.
Немножко отдыха, глоток воды, и снова за работу...
Круг за кругом. Постепенно расширяя
границы боли. И расшатывая столпы моей души. Я уже не просто орал и
проклинал палача, а уже просил его, умолял прикончить меня. На что
всегда получал один и тот же ответ: «Сознайся в своих
преступлениях, и получишь избавление». И тогда я снова вспоминал
то, ради чего всё это затевалось. Тянуть время, пока не появится
возможность создать круг.
Я больше не хочу становиться причиной
смерти людей!
НИ-КО-ГДА!
Только...
... никогда не говори никогда.
Крюки, ржавые от крови прежних
узников, впивались мне под рёбра. И ломали их, выдёргивая наружу.
Кнуд с упоением слушал мои бешеные крики и всё ждал и ждал, когда
же я сломаюсь. И только погружение в спасительное беспамятство
вырывало меня из этого ада. А потом палач снова приводил меня в
чувства и давал небольшой отдых перед следующей порцией боли.
Если раньше самым ужасным событием в
моей жизни я считал появление Круга смерти. То теперь это место
занял Круг боли.
— Ты всё больше удивляешь меня, —
вытерев пот со лба, проронил Кнуд. — Давно мне не попадались такие
крепкие орешки! Мне нужно отдохнуть.
Я лишь криво улыбнулся, не имея
больше сил ворочать пересохшим языком. Горло саднило от криков, а
истерзанное тело представляло собой один сплошной сгусток боли.
Великан тяжело поднялся, похлопав
себя по коленям, и потопал на выход. Обернувшись, он сказал: