- Да, интересный вариант... А почему не хотите сыграть роль
вольнодумца, одержимого идеей «борьбы с тиранией»?
- Могут просто не поверить. Сынок богатейшего фабриканта,
наследник огромного состояния, и вдруг «борец с тиранией»? Там ведь
обязательно наведут обо мне справки, прежде чем начать серьезный
разговор. Или не захотят иметь со мной дело в долгосрочной
перспективе. Хоть русские вольнодумцы и полезны для наших
европейских «друзей», но они непредсказуемы и слабо контролируемы.
Поэтому наши «друзья» вряд ли станут рассчитывать на долговременное
сотрудничество с таким специфическим контингентом. Но вот как
одноразовые исполнители для каких-то диверсионных акций господа
вольнодумцы вполне подойдут, Когда важен только результат, а не
жизнь исполнителя. Нас же интересует долговременное и плодотворное
сотрудничество. А для этой цели гораздо лучше подходят не
идеалисты-бессеребреники, которые могут взбрыкнуть в любой момент,
а продажные циники, для которых нет ничего святого, и у которых все
измеряется в деньгах. Такими гораздо легче управлять, и можно быть
уверенным, что они не предадут, пока им регулярно и хорошо
платят.
- Должен сказать, Юрий Александрович, немногие задумываются о
таких глубинных моментах нашей деятельности... Не хотите пойти к
нам на службу?
- В качестве кого, Фридрих Карлович? Я не офицер. Поэтому
формально не могу быть вашим штатным сотрудником. Но вот как
консультант и добровольный помощник — почему нет? Поскольку хорошо
представляю, к чему могут привести разного рода революции. Во
Франции до сих пор ее многие с дрожью вспоминают. И для дела будет
лучше, если о моей тайной деятельности будет знать строго
ограниченный круг лиц. В идеале только Вы и я. Согласны?
- Согласен... Интересный Вы человек, Юрий Александрович!
Разговор продолжался довольно долго, после чего мы расстались,
определив порядок связи. Я отказался от любых контактов за
границей, связанных с получением денег. Подкуп министров не
предполагается, а на оперативные расходы мне и своих средств
хватит. Но один момент меня все же насторожил. Бенкендорф затронул
давнюю историю с нападением на ночной дороге. Его очень
интересовали подробности происшествия. Судя по всему, он не верил в
мою версию случившегося, но сделал вид, что поверил. А это плохой
признак. Не в том плане, что у жандармов остались какие-то
сомнения, а в том, что полковник их мне озвучил. Ведь мог бы и
промолчать. В то же время, о ночном инциденте с подручными
господина Ситникова не было сказано ни слова. Если жандармы меня
пасут, то такое вряд ли прошло бы мимо их внимания. Создалось
впечатление, что мне мягко намекнули — мы знаем о тебе все, но пока
ты соблюдаешь правила игры, тебя не тронут. Так ли это, или это
всего лишь мои подозрения, осталось неясным. Поглядим, что дальше
вылезет. Во всяком случае, пока что никаких претензий со стороны
охранителей престола ко мне нет. И там всерьез рассчитывают на
меня, как на своего агента для работы на территории вероятного
противника. Да-да, вы не ослышались. Я теперь тайный агент
Отдельного корпуса жандармов. Если об этом узнают наши либералы,
или аристократы, мне руки никто не подаст. Но я ведь об этом на
всех углах кричать не буду. А поскольку из своего жизненного опыта
хорошо знаю, к чему приводит такое неприятие спецслужб обществом,
сам бы зачистил некоторых его наиболее оголтелых представителей. Но
время для этого еще не пришло. Чувствую, во время Крымской войны и
после ее окончания жандармам придется хорошо потрудиться. А я им
помогу в меру сил и возможностей. Все же этот мир несколько
отличается от моего, поэтому сейчас еще нельзя с уверенностью
сказать, кто как себя поведет. А вот война сразу покажет, «кто есть
ху». Тогда и займемся чисткой авгиевых конюшен.