Могилы в мире дэймоса –
постоянное напоминание о его жертвах. Убитых, замученных,
обманутых, лишенных памяти или здоровья. Я уничтожил все…
почти все.
– Я оставлю человека, если
ты покажешь мне твою последнюю могилу.
– Зачем тебе это надо,
Спиро?
– Покажи, – потребовала
она, и по ее изломанному телу прошла дрожь.
Домиан задергался в объятиях
ламии, я видел, как все сильнее наливается кровью сосуд
на его лбу.
– Хорошо, – ответил я,
прежде чем она случайно не задушила человека. –
Я выполню твою просьбу. Отпусти его.
– Меняемся, – велела Спиро,
и в ее голосе прозвучали внезапно почти исчезнувшие
детские нотки.
Хорошее правило – не вести
никаких переговоров с дэймосами, не идти на уступки,
не поддаваться на шантаж, не играть в их игры.
Прекрасно звучит в теории. Жаль, что в реальности
это практически не осуществимо.
Я сделал еще один шаг.
И Спиро, изломав тело под новым невообразимым углом,
подалась вперед и протянула мне руку, больше похожую
на ободранный ветром сук. Я помедлил всего лишь долю
секунды. А затем сжал потрескавшиеся пальцы, тонкие,
как спицы, они впились в мою ладонь, оплетая,
срастаясь с ней, втягивая в себя. Она была очень
сильной и наполнена неукротимой яростью. Даже несмотря
на то что ее тело разрушалось. Ламия знала,
что не выживет, но это ее не волновало.
– Почему ты не выросла
за эти годы, Спиро?
– Так захотел
Фобетор, – неожиданно гулко прозвучал у меня
в голове ее голос.
«Задержка роста из‑за гормонального
нарушения, – подумал я машинально. – Скорее всего,
синдром Гераны[2]. Врожденный дефект гена‑рецептора соматотропного
гормона, приводящий периферические ткани к нечувствительности
при воздействии гормона роста».
– А теперь веди, –
приказала ламия.
У моей ноги негромко хрустнуло
что‑то. Тонкая костяная пластинка, которую используют для игры
на кифаре. По закругленному краю пошла едва заметная
трещинка.
– Идем, Спиро, – произнес
я, наступил на плектр и полетел вниз, увлекая вместе
с собой ламию и ее жертву.
Этот полет‑падение был гораздо
короче, чем предыдущий. Декорации сменились быстро, почти
мгновенно. Вместо величественного античного храма, наполненного
дыханием уснувшего пожара, вокруг развернулось старое заброшенное
кладбище. Неподалеку стояло полуразрушенное здание
с провалившейся крышей. В зарослях сорных трав виднелись
обломки замшелых камней. Возле одного из них – плоского,
обколотого со всех четырех углов, покрытого сетью трещин,
возвышалось уродливое, изломанное дерево с человеческим
лицом.