…Я все думаю об одном, об
одном,
Словно берег надежды
покинувши.
Море Белое, словно чашу с
вином,
Пью во имя твоё,
запрокинувши…
Гитара в моих руках умолкла – я
потянулся за стаканом и обнаружил, что он пуст. Володька встряхнул
бутыль – там прозрачная девяностошестиградусная отрава плескалась
на самом донце. Рядом в большом стеклянном графине ядовито желтела
запивка, набодяженная из трёх пакетиков лимонадного порошка «Зуко»
- вся наша роскошь на сегодняшний вечер, если не считать открытой
банки с килькой в томате и половины буханки серого хлеба,
накромсанного толстыми неровными ломтями. Нож, которым была
проделана эта операция, лежал тут же – характерная «зоновская»
финка с наборной ручкой из цветного плексигласа и вогнутого от
частых заточек лезвия. Её я выменял неделю назад у рыбака в
Пояконде на две бутыли «Рояля», и теперь она выполняла, за
неимением другого инвентаря роль четырёх столовых приборов, а
заодно, и открывашки.
Нет, не подумайте, что мы вчетвером
(компанию нам составили две нимфы-лаборантки, закутанные, как и
полагается, в экономные простынки) вот так, с ходу одолели три
четверти литра чистого – просто почти половину пришлось отлить
упомянутому Макарычу, и теперь Володька, под обиженными взглядами
наших «собутыльниц» разливал оставшиеся жалкие крохи огненной воды
по стаканам.
Нет, ну это никуда не годится - так
хорошо сидели, и на тебе!.. Я отложил гитану и зашарил вокруг в
поисках одежды, более существенной, чем махровое полотенце,
обмотанное вокруг чресел.
- Сиди уж! – буркнул Володька и
встал. Полотенце его при этом свалилось на пол, вызвав негромкое
хихиканье нимф, но он не обратил на это внимания – натянул на голяк
брезентовые рабочие штаны и босиком пошлёпал к выходу.
Баня была спланированна довольно-таки
по-дурацки – чтобы попасть на улицу из маленькой «комнаты отдыха»,
где мы предавались излишествам, надо было миновать помывочную, а
потом и предбанник. Туда-то и направился мой напарник – а парой
секунд спустя из-за двери донёсся гулкий шлепок, болезненный вопль
и рассыпчатая матерная тирада.
В помывочной нашим глазам (нимфы,
разумеется, кинулись вслед за мной) предстало прискорбное зрелище:
Володька сидел на залитом водой кафельном полу и обеими руками
держался за голень. Обмылок, на котором он поскользнулся, валялся
тут же, рядом.