Кресло было развернуто молниеносно. Так, что я от ужаса вскрикнула. Альбом вылетел у меня из рук, и я увидела искаженное яростью лицо Айсберга. Пощечина была настолько сильной, что меня снесло с кресла на пол, и во рту появился солоноватый привкус, он поднял меня рывком с пола и за шею вдавил в стену. Его руки оказались ледяными и влажными после дождя, а глаза так близко возле моих глаз, и они почти черные от ярости. Мне показалось, что этот человек может меня удушить одной рукой, сдавить посильнее и сломать меня, как куклу. Я ведь совершенно его не знаю…может быть, он сумасшедший.
– Никогда! Не смей! Трогать! Мои вещи! Еще раз увижу и оторву тебе голову!
Схватил меня за шкирку и вышвырнул из кабинета. Я проехалась животом по полу, вскочила на ноги и бросилась к себе в комнату, закрылась в ней на ключ, сползла по стене, прижимая одну руку к шее, а другую к щеке, и глядя застывшим взглядом в темноту комнаты.
Послышались шаги по коридору, и я вжала голову в плечи, но он прошел мимо, сбежал по лестнице, затем от дома отъехала машина, и я с облегчением выдохнула, всхлипнула и по щекам покатились слезы.
Уснула, свернувшись калачиком в кресле, после того, как долго прислушивалась к звукам за окном…чтобы не пропустить, если он вернется. Но он не вернулся. Я так и не узнала, зачем он приезжал. А утром Гитлер принес мне на подносе серебристую банковскую карту, демонстративно поставил поднос на стол и сказал:
– Хозяин передал и сказал, можете использовать без ограничений. Глеб готов отвезти вас в любой магазин, какой пожелаете. После завтрака, разумеется.
Первой мыслью было послать их всех к чертям, а эту карточку разломать на мелкие кусочки и швырнуть в невозмутимую рожу Гитлеру.
Потому что я всю ночь лежала и смотрела в темноту, глотая слезы. Мне больше не хотелось здесь оставаться, не хотелось, чтоб меня унижали, заставляли раздеваться, трахали и…били. Я ведь могу уйти, могу устроиться на работу, могу…могу пока переночевать на пресловутом вокзале, как мне пророчила мачеха. Наверное, так было бы правильно.
Мне стало себя ужасно жаль. Мне захотелось стать маленькой, залезть на колени к маме и жаловаться ей на все, а она чтоб гладила меня по голове, целовала и говорила «моя маленькая Мэри, когда ты вырастешь, ты обязательно станешь принцессой, ты будешь счастливой…ты будешь любимой. Ты даже не представляешь, сколько всего тебя ждет впереди».