– Ты мокрая…, – хрипло прошептал мне в затылок, продолжая вдавливать мою голову в кровать, палец вынырнул и коснулся той точки, которая ныла и зудела от жажды прикосновений, обвел подушечкой, слегка надавливая и потирая, и повел вверх, между несчастных ягодиц и снова вниз, скользя внутрь, выныривая и цепляя клитор. От невероятно острых ощущений задрожало все тело, мне хотелось, чтобы его пальцы не скользили, а сосредоточились там, где надо, чтобы дали мне взорваться и разреветься от облегчения, но он продолжал трогать везде, лишь слегка задевая мучительно ноющий узелок, доводя до изнеможения, пока вдруг не сдавил его двумя пальцами, обрывая меня в ослепительно острый оргазм и врываясь в мое тело членом под сильные сокращения стенок влагалища и под мои рыдательные стоны и вскрикивания, шлепая пахом по моим многострадальным ягодицам, все еще пылающим после экзекуции.
Все закончилось быстро. Он кончил через несколько мощных толчков, зарываясь лицом мне в затылок и все еще сдавливая мою шею ладонью. Его гортанный низкий стон пропустил по моему телу еще один заряд электричества, и мне казалось, что я никогда ему этого не прощу…того, как действует на меня, того, как мое тело реагирует на его ласки после такого унижения. Как же я хочу быть к нему равнодушной или ненавидеть его.
Увидела, как презерватив отправился в урну, а Айсберг последовал в ванную, а я так и осталась с торчащей кверху попкой, ноющей от шлепков, и спущенными трусиками. Кое-как поднялась на ноги, натягивая белье и морщась от соприкосновения тонкой ткани с воспаленной кожей. Вытерла слезы ладонями, судорожно вздохнув и шмыгнув носом.
Айсберг вышел из душевой и с ухмылкой посмотрел на меня, откатывая рукава и застегивая пуговицы.
– Пошли завтракать. Я голодный.
В зале он сидел за столом, а я стояла рядом с тарелкой в руках и ковырялась в ней вилкой. Сесть у меня не получилось. Ягодицы горели, ныли и саднили.
– Присаживайтесь, – ехидно сказал Гитлер и подвинул ко мне стул.
– Спасибо, я постою.
Кажется, в квадратных усах спряталась мерзкая ухмылочка, как будто он знал, почему я не могу сесть, и злорадствовал. Когда он исчез за дверьми вместе с подносом, я громко спросила у Айсберга:
– Мои документы у вас? Вы ведь забрали их у отчима?
– Мне казалось, мы сегодня перешли на ты и по имени?