Эдик ждал меня возле навеса. Сидел на чурбаке. В руках у него
была аптечка. Коричневая и защелкой на боку. Мы с дедом в такую
прятали разную секретную мелочевку. Я вспомнил про деда и
расстроился, доведется ли еще увидеться? И тут же расстроился еще
сильнее. Даже если доведется, что я скажу ему при встрече?
Здравствуй, я твой внук? Тьфу…
***
Рыжий парень не отрываясь следил за незнакомкой. Глаза у него
были мечтательными, счастливыми. Нас он не замечал в упор. Наташе
даже пришлось его одернуть, крикнуть в самое ухо:
- Эдик, очнись, я Мишу привела.
Парень встрепенулся, перевел взгляд, сначала смутился, потом
нахмурился. Был он какой-то неуклюжий, несуразный. Долговязый, с
длинными руками, светло-рыжий, весь покрытый конопушками. Его почти
прозрачные голубые глаза обрамляли пушистые бесцветные ресницы.
Наташа подвела меня почти вплотную, но руку мою не выпустила,
точно не верила, что я не сбегу. Повторила еще раз:
- Эдик, Мише надо помочь. У него рана на голове.
Рыжий вскочил, едва не уронил аптечку, смутился, быстро
проговорил:
- Да-да, садись, конечно, сейчас гляну.
Мне почему-то показалось, что с этим недотепой каши не сваришь.
Но если все считают его медиком, то хрен с ним, пусть смотрит.
Короче, я уселся к Эдику спиной.
Тут же ко мне притиснулась Наташа, спросила:
- Ну, что там?
Эдик чуть отодвинул ее в сторону.
- Наташ, погоди, мешаешь. На, лучше аптечку подержи.
Голову мою наклонили, прижали подбородком к груди. Потом я
только чувствовал, как разлепляют волосы, прикладывают что-то
мокрое. Как что-то холодное течет за шиворот. Передернул лопатками,
спросил:
- Ну, что там?
Эдик немного попыхтел над ухом, кинул на землю кровавую вату,
сказал:
- Пока не пойму, но приложился ты знатно. По-хорошему надо шить,
только нечем. Можно попробовать пластырем стянуть, но…
Он замолк, покачал мою голову тихонько взад-вперед.
- Что, но? – не сдержалась Наташа.
- Придется выбривать. На волосах пластырь держаться не
будет.
Всего-то? Ерунда какая. Бегать с не заделанной дырой в голове в
мои планы отнюдь не входило. А если вспомнить, какие лохмы у этого
тела, то и вообще их не жалко.
- Брей, - разрешил я. – Хоть всю голову, хоть на лысо, лишь бы
не плешинами.
- Как это брей? – от возмущения Наташа перешла на фальцет. – Как
это брей. Такая шикарная шевелюра! Такие красивые волосы! Я
против.