Не знаю, что случилось с моим лицом, только Наташа всерьез
встревожилась:
- Миш, ты что? Совсем плохо? Голова болит? Давай попросим Эдика,
пусть посмотрит?
- Эдик? – проронил я не сильно задумываясь. – А он врач?
- Нет, - она помотала головой, - ну, то есть не совсем,
ветеринар он, будущий. Но это не важно. Он очень умный. Он все
знает. Правда-правда!
Она обернулась к выходу, чтобы бежать за подмогой. Но я не дал,
схватил за запястье. Почти простонал:
- Погоди. Сейчас точно семьдесят третий? Не врешь?
- Миш! – Наташа охнула, осела на пол, прижала руки к груди. –
Ты, правда, ничего не помнишь?
Я покачал головой, сморщился от боли, приложил вновь руку к
затылку.
- Не помню.
Мне не нужно было даже врать. Я не помнил ничего из жизни этого
чужого мне Михи, в чье тело меня занесло. Не знал, и знать не
мог.
Вид у Наташи стал совсем беспомощный.
- Миша, как же так? А что теперь делать-то?
Я пожал плечами, честно сказал:
- Не знаю.
***
Вещи в рюкзаке были чужие, но вполне понятные: две футболки,
байковая рубашка в клетку, спортивные штаны, синяя кофта с воротом
на молнии. В памяти всплыло диковинное слово «Олимпийка», слышанное
когда-то в разговоре предков. А еще там были зелено-коричневые
брюки из грубой ткани, майка, смена белья и шерстяные носки ручной
вязки. На носках под резинкой кто-то любовно вывязал имя –
Миша.
Вещи, кроме белья, были надеванные. Я вздохнул, засунул лишнее
обратно в рюкзак, себе оставил футболку, штаны и теплую рубашку. Не
ходить же голяком?
Наташа ждала снаружи. Удивительно деликатная оказалась девушка.
Мешать не стала. Навязывать свое общество тоже. Я натянул шмотье,
поправил, чтоб не было вкривь и вкось, из обуви выбрал кеды. Все
равно ничего другого не предложили.
Удивительно, но на этом тулове вещи сидели, как родные. Хотя,
почему удивительно? Для него они родными и были. Это мне все вокруг
казалось чужим. А тому Мише, что жил в этой оболочке до меня… Я
вздохнул, выполз наружу, поднялся на ноги. Наташа тут же схватила
меня за ладонь, потянула за собой. Зашептала:
- Миш, идем. Я с Эдиком договорилась. Он твою голову
посмотрит.
Я не стал сопротивляться. Если на затылке рана, то ее на самом
деле нужно обработать и поскорее.
Народ на поляне рассосался, растворился в неизвестности.
Грустная незнакомка подбирала разбросанный скарб. В серебристом
тазике горкой лежала рыба, уже обмытая от грязи.