На столе появляется нехитрая трапеза. Хлеб (чёрствый) и пиво
(кисловатое). Банда Армода рассаживается за столом, и я начинаю
понимать, почему батя Хели поименовал их ковеном. Одинаковые
взгляды с фанатичным блеском. Не говорят без команды. Не желают
«обсуждать мирское». Опять же — от одного вида трона у меня чешутся
ладони, то есть вбитый в мозжечок опыт Адриана приказывает валить
немедленно. Что за чертовщина тут происходит?
— Мы ищем знаний, владыка, о старых символах.
— Они тут есть, — глубокомысленно выдавливает Армод, а кто-то
справа орёт:
— За знания!
Мы выпиваем, и я понимаю — местная бражка заметно крепче той,
что я пил на уровне земли. Оставляю зарубку — «пить поменьше», но
не успеваю её обдумать. Потому что следом летит очередной вопрос
Армода, и снова нужно пить.
— А кто твои друзья, мудрый Уар?
— А это Адриан, пугающий даже бесов Пургатории!
— Это как же?
— А спросите его, — бурчит Ира, поклёвывая носом. — Он вылечил
одержимую, чей бес захотел и его схарчать. Да только умудрился
как-то его загнать на плааааашку, — зевает — памяти.
— Выпьем же за Адриана, который унасекомил проклятого Каллиника!
— ревёт Фил, плюнув на всяческую конспирацию. Я хочу его прервать,
но при попытке встать ощущаю вату, забившую конечности и понимаю:
вся наша троица чертовски напилась.
— Уррааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа!
— гремит стол, и мы пьём.
Мы выпиваем за меня, за Уара, за прекрасных дам и за хозяина
зала. Затем пьём за Комнинов и за Балагуровых, даже поём хором пару
каких-то песен из числа тех, что помнил Адриан. Про широкую реку,
узкие теснины и проклятые верховья рек. Последний тост, за знания,
льётся на стол и я откровенно клюю носом. Затихающий разговор меня
не беспокоит (хотя ладони продолжают мучительно чесаться), и в себя
я прихожу лишь от ощущения острой боли под челюстью. Нащупываю
пустое гнездо и понимаю — нас облопошили, как последних
придурков.
Хмель уходит быстро, хоть и не до конца. Вскакиваю куда
увереннее, чем раньше, и вижу Горына, с вороватым видом зажимающим
в руке плашку памяти. Ах ты ж скотина!
— Отдай память, — прищуриваю глаза я и нащупываю на поясе
пистолет.
— Память, в которой могущественные невмы, способные одолеть
демонов? Которые стоят дороже, чем моя жизнь, ага!
— Он не отдаст. Вам нужно отступить, — утробно произносит Армод,
и его провода начинают противоестественно шевелиться.