
Но она не спрашивает и вновь вспоминаю. Содрогающиеся люди, у
которых взбунтовались искусственные органы. Системы управления
дорогами, создающие аварии на тысячу погибших. Суперкомпьютер с
интеллектом и характером Теда Качинского, планомерно уничтожающий
город за городом. А у основ стояли проклятые. Мои коллеги и братья.
М-да, косяк на косяке. Отрава памяти. Лучше уж холод и безвременье.
Холод. Хо-лод.
Мимо меня проплывает фигура в рясе, затем — ещё одна. Не первая
и не последняя. Они то спускают новых обитателей, то достают их. Не
знаю, зачем. К посетителям я привык даже быстрее, чем к постоянным
воплям и скрежету кибернетического ада. Бороды монахов всё
удлиняются, и они носят всё больше амулетов. Вархаммер, блин,
десятитысячный. Или не десятитысячный? Память, память...
— Ну здравствуй, субъект 128, — произносит очередной бородач.
Молодой. Как и все — с какой-то рунической сабелькой. — Пришло твоё
время послужить человечеству.
Взмах оружия даёт мне надежду, что кошмар скоро кончится. Но
вместо этого слетают с рук обледеневшие цепи, с ног — покрытые
вязью символов железные скобы. Ещё один монах, прячащий лицо за
золотой маской, возлагает на меня руки — и всё тело впервые за
сотни лет пробирает, словно мне нужно опорожнить кишечник.
Спасительная тьма рвётся мне навстречу.
Тьма. Она — словно жидкий гель. Безвкусный кисель, клейстер,
забивающий все отверстия, о существовании которых уже успел
позабыть. Сильные руки выдёргивают из тьмы и швыряют куда-то вниз.
Чувство падения. Тошнота и чувство рвоты. Пощечины. Полотенце
обтирает мне лицо — или то, что от него осталось. Такое тоже
бывает. В информационном аде — обломки самых разных событий, почему
бы мне не упасть на кафельный пол?
— Ть...ма...
— Аббат, вы уверены, что он в состоянии подняться? Пока он
напоминает перебравшего браги жителя Шутовского шпиля.
— Тьма.... — хрип раздаётся очень близко.
— Эй, — щелчок пальцев перед глазами. — Глаза открыть! Живо, а
то отправишься в свою чортову тьму!
Это ещё что за славянорусс? Открываю глаза. Сводчатый потолок.
Всё тот же субчик в рясе — и ещё двое в белых сутанах. Как папы
Римские, ей-богу.
— Г-где я?
— Скорее, когда ты. Нижнедонск, год восемьсот тринадцатый от
разбития Диавола. Помнишь такого, небось, во плоти.
— А говорили, что миру кранты, хэ-хэ... тьфу! — выплевываю
очередной комок слизи. — Нижнедонск... не знаю такого.