— И ветка у тебя захудалая, брат, — вставляет «серьга», — ведь
последние два поколения работали только наёмниками. А мы, брат, не
наймиты какие-то, а вольные шпилевики.
— Не наймиты? — вскидывается какая-то девушка. — А что ж ты,
Иаким, не так давно за Лаодикиев в поле выходил? За идею что
ли?
Собрание сваливается в шум. Кто-то вскакивает, жесты становятся
всё более горячими и угрожающими. На крыше хладнокровие сохраняют
лишь трое. Я, Ирина и Филлион.
— Мужчины. Как дети малые, — ворчит Ирина.
— Не только они.
— У Марики всегда был вздорный нрав. Это у неё от бабки, —
тяжело вздыхает Филлион. Он даже не попытался прекратить спор —
видимо, прекрасно знал родственников. — Боюсь, на выяснении
старшинства мы потратим ещё сутки.
— Ты знал? — я стараюсь смягчить негромкий вопрос, но властные
обертоны всё равно проскакивают. Адриан, чтоб демоны сожрали его
душу, впитал любовь командовать с молоком матери.
— Надеялся, что приз отвлечёт их гордыню.
Я молчу, наблюдая, как Иаким срывает со своей бритой головы
богато вышитую шапку и замахивается на какого-то из соперников.
Удивительно, но за оружие никто не хватался — а им высокородные и
обычные бояре были обвешаны на маленький арсенал. Впрочем, мне
плевать на драку, пока она меня не задевает. Торжествующий Армод,
сидящий в вонючей дыре — это другое дело.
— У меня нет суток. След стынет, Филлион.
— Тогда ищи аргументы, чтобы вернуть им разум. Или высокородного
атамана — иных они не послушают. Будут сходиться и расходиться, как
баржи на Дону, пока не рассорятся вхлам.
Высокородного... разве я им не являюсь?
Дородный, лысоватый мужчина в кафтане. Борода лопатой — с
проседью, на грубых пальцах — перстень с примитивной
печаткой-крестом. Одежда — домашняя, но переливчатая ткань говорит
о богатстве больше, чем иная голографическая материя. Нам никто не
мешает — верные воины стерегут обитые золотом двери, пока отец учит
меня едва ли не самому важному в этой жизни.
Обучение одному простому жесту, который может спасти и
навлечь беду в разных ситуациях. Но главное — явит миру родовой
знак.
— Согни пальцы вот так. Сильнее, не боись. Мы, Комнины,
крепче чем кажемся. А теперь вскинь руку. Видишь, как светится?
Нет, малыш, это не проклятие и ты не одержим. Каллиник не придёт.
Не к чему ему такое видеть. Что это? Наш символ, Адриан. Древнее и
ярче тех, которые себе выдумали остальные пародии на бояр. Даже в
темнейшие дни, когда все будут шептать о нашей слабости, ни один не
посмеет высказаться о нём дурно.