Кафолику везёт, что ключевые иерархи спят. Они бы прекратили
потенциальный скандал — пусть даже он бы и распутал клубок из
нескольких заговоров. Но вот его коллеги не очень рады такому
повороту — правда, только у одного хватает яиц попытаться его
прервать.
— Анастас, разбери тебя диавол! — Витилий Субкаллин преградил
проход.
— Не время, — делает шаг вперёд Белькаллин.
— Самое время. Ты понимаешь, что сейчас нарушаешь любую
юрисдикцию.
— Мы — Каллиники, — веско возражает кафолик. — Мы духовная
стража и Его меч. А прямо сейчас, возможно, в Подулье снова
вырвалась тварь, буянившая в подулье несколько дней назад.
Субкаллин буравил взглядом коллегу с минуту, не более. Анастас
уже всерьёз подумал, что придётся применить невмы, но тут Витиллий
вздохнул и отошёл в сторону.
— Делай как знаешь.
Шпиль улья Комнин. Малые присутственные палаты
васелевса.
Немолодой Михаил подошёл к моему месту, лежавшему одесную отца.
Как всегда после горячих речей, он пропотел до тёмных пятен на
рясе, а его глаза наливались самым настоящим Порайским огнём. К
счастью — без свечения глазных имплантов. Для человека,
перевалившего полсотни земных кругов, это могло быть несколько
опасно.
— Брат мой и кесарь, прошу тебя, — торжественно выпрямился
Михаил. — Сделай верный выбор. Который одобрил бы наш покойный
Лихуд и который одобрит наш отец.
— Ты так говоришь, как будто речь не о проклятых денариях, —
буркнул Мануил.
— Эти денарии могут спасти тысячи душ! — страстно отвечает мой
старший брат. Мда, и этот человек ведь мог бы стать наследником
престола и фактическим правителем Нижнедонска. Сколько же могли
отожрать при нём «птичники»?
— Можешь раскрыть, брат? — я неопределённо махнул рукой, желая
скорее позлить Михаила, чем действительно слушать очередную
проповедь.
Пока мой старший брат Михаил пересыпал речь о выделении
дополнительного бюджета чёртовым Каллиникам, я покосился на отца.
Иоанн Комнин, васелевс и деспот Нижнедонска, отсутствующим взглядом
наблюдал за огнями ночного подулья. Он пережил большую часть
соперников — вроде древнего Ангелина Комнина и Виктора Мейендорфа.
А ещё — почти половину собственных детей. Лихуда, наследника и
моего брата. Шесть младенцев, не то удавленных, не то одержимых. Но
ещё десять были живы и застали, как жизнь теплится в его теле
только благодаря арканическим наукам и мнемотехнике. Я задумался,
насколько ироничен был тот, что создал некогда весь мир и три
киберпространства. Взять хотя бы монструозное здание, в котором мы
заседали сейчас.