— Сняли трубку, — сказал Нодирбек. — Указаний не получили,
отвечать, что ничего не знают, не хотят, отсюда и тактика.
За время, что я знаю Нодирбека, он возмужал. Или это
наследственный опыт просыпается?
— Это ничего не меняет. Новость печальная, новость
неожиданная.
Из холодильника я достал нераспечатанную бутылку «Столичной».
Всегда беру с собой, на всякий случай. А он возьми и приключись,
всякий случай.
Выпили. Что и пить-то, бутылка на пятерых.
Выпили и разошлись.
Мне другое показалось, когда Брежнев меня награждал: он
торопился. Я чего ждал? Я ждал «Красное Знамя», а он сразу — Героя.
Будто подозревал, что времени ему отпущено мало, и хотел успеть с
наградой, минуя промежуточные ступени.
И очень может быть, что он оказался прав, когда спешил.
23 февраля 1978 года, четверг — 24 февраля 1978
года, пятница
Новые приобретения
В аэропорту бросился в глаза огромный портрет Брежнева. В правом
нижнем углу — чёрная широкая полоса. Правом от нас, а от Брежнева —
в левом.
Во время матча за нами, вернее, за мной, наше радио пристально
следило и в новостях не забывало упоминать: «Советский гроссмейстер
Чижик лидирует в финальном матче претендентов со счетом один —
ноль, два — ноль, четыре — ноль», считая только результативные
партии, без ничьих. И создавалось впечатление, что я громлю
соперника легко и непринужденно. После шестнадцатой партии счет
стал пять — ноль, в мою, естественно, пользу, общий счёт десять с
половиной на пять с половиной, матч завершился, но об этом уже не
объявляли: страна погрузилась в траур. Впрочем, может, где-то и
объявили, да я не слышал. В Стамбуле быстренько завершили требуемые
формальности, и на следующий день мы покинули Турцию.
Летели, летели, и вот — прилетели.
Торжественной встречи общественность нам не устроила. Не до того
сейчас общественности. В стране траур, какие уж тут торжественные
встречи.
Шереметьевский аэропорт, и без того неулыбчивый, сегодня был
особенно хмур. Впрочем, таможня не только не свирепствовала, но
меня, мой багаж и мою декларацию пропустила не глядя. Поставили
закорючку, и всё. Проходите, не задерживайтесь.
Никто и не задерживался. Неуютно здесь. Холодно. Пустынно. В
киосках я взял несколько газет, и всё. Еще там были журнал «Советиш
Геймланд», брошюрки с текстом новой Конституции СССР, и открытки с
портретами киноактеров. Вся имевшаяся пресса, да.