В зале меня встретили Лиса и Пантера. Обнимашки-целовашки, и вот
уже я, попрощавшись с командой — завтра встретимся в Спорткомитете,
— еду домой.
Таксист молчит. Хмурый. И город какой-то насторожённый. Флаги,
порой встречающиеся по пути, с непременными черными лентами. Из
уличных репродукторов доносится тихая траурная музыка. Прохожих
немного. Все идут торопливо, подгоняемые ветром, морозом, давящей
тоской.
Без присмотра. Люди себя чувствуют без присмотра, а это
непривычно. Четырнадцать без малого лет у них был Леонид Ильич, а
что теперь? Андропов? Но Андропов — это по партийной линии, а стали
привыкать, что Председатель Президиума Верховного Совета — это как
президент в Америке, то есть выше.
Ну, ничего. Как наверху решат, так и будем жить.
Но тревожно.
Молчит таксист, и мы помалкиваем. Тревожность и подозрительность
— близнецы-сестры. Выражать радостные чувства в эти дни
неприлично.
Я? Печально, конечно. И девочки печалятся: Леонид Ильич был
человеком хорошим. И нашим автором. И вообще. Нужно будет Галине
позвонить. Или навестить. Но сейчас ей не до нас. Не до меня. Чижик
— птичка мелкая, ей орлы требуются.
Да только орлы, пожалуй, полетят искать новые места. Места, где
можно поживиться.
В лифте девочки сказали:
— Ты только не волнуйся! Мы обстановку купили!
— Уже не волнуюсь.
Перед отъездом был разговор: нужно бы купить хотя бы стулья, а
то посидеть со вкусом не на чем. Ну, и остальное тоже, что
понравится. У меня прежде была идея — покупать мебель старую,
дореволюционную, Гамбса и других, я даже кое-что и купил,
преимущественно у отъезжающей за границу профессуры и прочих
зажиточных репатриантов, но потом подумал — а зачем? Зачем
имитировать жизнь, ушедшую давно и навсегда, а, главное, к которой
я никакого отношения не имею? Почему не купить мебель нашего,
космического века?
Но как-то не получалось. Советские мебельные фабрики вдруг
полюбили прессованные опилки, покрытые шпоном. Прогрессивная
технология, очень помогает выполнять и перевыполнять план. Но мне
не нравится. Польские, румынские, югославские гарнитуры уже
получше. Но хочется совсем хорошее.
Вот девочки и сказали: ты, Чижик, езжай в Стамбул, а мы уж тут
решим, как нам обустроить квартиру.
Я и обрадовался. Деньги, говорю, в тумбочке, то бишь в ящике
славянского шкафа. Сказал, и уехал.