Я кивнул и направился к выходу.
У него получится, он их убедит. Он умеет убеждать, этот Ржевский-старший. Красавец, высокий, сильный, лицо открытое, глаза внимательные, добрые. Осанка королевская, королевская дужка черных собольих бровей. Щегольская бородка, чуть седая, немного седины и по вискам, а в целом – вполне еще брюнет. Женщинам он страшно нравился, до того даже, как начинал говорить, а уж когда заговаривал – умел очаровать любую.
Я остановился на парковке чуть поодаль от отцовской машины и закурил. Мне бы хоть на один день обаяние отца, хоть на пару часов. Выиграть это проклятое дело в суде, а затем прийти к Ане и… И что? Все так запуталось, я и сам не знал уже, чего хочу от Анны.
Сигарета истлела. Накрапывала противная кусачая изморось. Нет, никакое обаяние не поможет, никакие отцовские чары.
Игорь выскользнул из больницы, по-прежнему задумчивый, и сказал:
– Когда мне было четыре года, мой старший брат тоже схватил пневмонию. Открылся абсцесс, осложнение на желудок. Я, как сейчас помню, вертелся вокруг матери: «Когда же Гриша поправится? Хочу играть с Гришей!» Не поправился… Его Гришей тоже звали, ну да ты знаешь.
Я закашлялся.
– Папа, что с тобой такое, в конце концов? Хочешь довести себя и меня заодно?
Изморось превратилась в простыню дождя. Я торопливо сел на водительское место, зло вдавил кнопку на руле, и по стеклу зачастили дворники. Всю дорогу до дома мы промолчали, не глядя друг на друга и едва ли друг о друге думая.
Жили-были два города, два близнеца: город Р. и город Б. Оба стотысячники, новостройки с детскими площадками в центре, раздельный сбор мусора и свежая разметка дороги. Обветшалые пятиэтажки на окраине, запах скисшего молока и огрызков. Самые обычные города – город Р. и город Б.
Езды между ними – десять минут, и я, Григорий Ржевский, проделывал этот путь ежедневно – жил в Р., но собственного городского суда там не было, поэтому все судебные дела, над которыми я работал, разбирались в здании суда города Б.
Когда мы вернулись из больницы, над городом Р. уже садилось солнце – где-то там, под ватным одеялом туч. Припарковавшись возле родительского дома, я вручил отцу ключи и распрощался с ним.
До ближайшей остановки прошел два квартала пешком. Прекратившийся было дождь принялся накрапывать вновь. В шею вонзались струи ледяного ветра – заметно похолодало. Я поднял ворот плаща и прибавил шагу.