На мокрых улицах ни пешехода. Один неосторожный водитель едва не окатил меня грязью из глубоких луж в рытвинах на обочине, да еще ожила вечерняя торговая иллюминация, несколько фонарей вдоль тротуара, облысевшие верхушки деревьев в аллее у фонтана – а в остальном город казался пустым.
Как всегда, не без ухмылки миновал я центральную площадь. Над северным порталом – огромная растяжка, лоснящаяся глянцем мокрого пластика: «Забота о людях – забота о городе. Голосуйте за Игоря Ржевского!» – и отцовское фото до пояса с фирменной обаятельной улыбкой донжуана. Через четыре дня выборы мэра, Игорь Ржевский не имеет права проиграть. Он слишком долго шел к этому.
А если все же проиграет? Я хохотнул, подзывая желтую буханочку такси.
– В город Б., на Римскую улицу.
Вопрос казался настолько решенным, что у меня не имелось предположений, как быть, если в понедельник мэром назовут не отца. Вдруг стало невыносимо жаль Игоря, ведь, черт побери, такое способно сломать человека, раскрошить его. Нет, он должен выиграть выборы.
На улице Римской города Б. – странная компания: через дорогу от натальной клиники подмигивал вульгарно электрической вывеской полупогреб бара «Римские каникулы». Ему не шло его название, как и соседство с роддомом, но из окон бара открывался хороший обзор на здание напротив, и это было главным для меня.
Дугина я заметил сразу. Иные коллеги ни за что бы не признали в непринужденно усадившем к себе на колени местную красотку папике члена коллегии адвокатов, юриста с многолетним стажем и количеством судебных нокаутов, что у чемпиона мира в тяжелом весе. Девчонка, смеясь, ухватила когтистой рукой Дугина за подбородок, как раз когда я поприветствовал его и опустился рядом на диван.
– Выпьешь? – Дугин раздраженно отмахнулся от красотки и велел ей убираться. – Так держать, сынок.
– Конечно, папаша, – я выдохнул устало.
Коварная зубастая улыбка тонула в густой тени капюшона дугинской фуфайки. В ней, в растянутых штанах от спортивного костюма он гораздо больше походил на местного наркокурьера, чем на того, кто мог бы защищать такого пройдоху в суде. Дугину это нравилось – не привлекать к себе внимания, и хотя большинство обитателей Нижнего Б., в том числе бара на Римской улице, знали юриста как родного, сказать наверняка, высматривает он здесь что-то по делу или просто пришел отдохнуть, не мог никто. Его опасались, уважали, с ним стремились дружить, хотя – всем известный факт – дружба для него была едва ли не оскорбительным понятием. У Михаила Дугина («Запомните это, детки», – любил говорить он забывшимся приятелям из контингента Нижнего Б.) не бывало друзей и не будет.