Перепрыгнувшие тысячелетие. Современники и соотечественники - страница 3

А ещё как-то голод у них там случился, в Ликии. Один торговец должен был хлеб везти. Целый крейсер, в Италию, что ли, не помню, это далёко от Ликии было. Снится ему ночью Николай и велит: покупаю всё, езжай ко мне, а пока тебе три золотых задатком. Просыпается этот чел, а в руке три золотых зажато! Приплыл, понятно. Давай там всем рассказывать, местные послушали, говорят, точно, наш архиепископ. Ваще у Николая уже дар телепортации тогда работал. Как-то мимо плыли в бурю чуваки, их несло уже в щепки, они давай просить о помощи, глядь – а Николай у руля, собственной персоной! Вывел из бури и исчез с корабля. Ну да, да. Как у того дальнобойщика с КаМАЗом. Дык у нас в России таких случаев тыщи, когда сам приходил. В Питере вот в блокаду дворник, что в часовне лопаты хранил по должности, а лампаду с иконой держал по собственному желанию, как-то карточки посеял, видимо, спёрли. С утреца в подсобку стук, дедуля с добрыми глазами: «Возьми, мил чел, должен я тебе». В свёртке карточки и хлеб такой, что никакая пекарня не пекла. И следов на снегу нет, как водится, или есть, но пропадают. Ну, про уголь с продуктами у вдовы в войну тоже слыхали, да? Верно, такого куча. Всё не перескажешь. Да не шумите вы там, у куста! Потом обсудите.

Дык, я о чём? Айда через мост, в Николо-Иннокентьевский! Как раз к службе поспеем!

Моя подруга-художница живёт в подъезде с домофоном и старыми традициями – всё, что жильцы в подъезде оставляют, всегда было в целости-сохранности, от сумок до цветов. И тут, под утро, исчезает с площадки коробка с рамами и некоторыми работами – Анна собиралась навести в квартире перестановку, и только потом нашлось бы место для этого добра. В подъезде только две квартиры с новыми жильцами-квартирантами – многодетная семья киргизов наверху и четвёрка студентов по соседству на этаже. Первые под подозрение не подпадают – не те интересы у них, да и шорох от утаскиваемой коробки верхние соседи не слыхали, а смежные и сама пострадавшая – слыхали, но не выходили из квартир, не придав этому звуку нужного значения. Пятница, раннее утро, Анна мчится на работу в вуз, к своим студентам – а коробки нет! В обед встречается со мной в кафе, чуть не плачет – работы там были недублированные, второй раз так не нарисуешь, да и рамы нужного размера, а вроде как НЕУДОБНО идти к студентам в квартиру, дескать. Фыркнув в кофе, я сообщаю ей не то, что думаю об интеллигентности и кроткости подруги, а также минусах домашнего воспитания рафинированных барышень (помню я прекрасно, как она с одногруппниками пряталась у меня в юности, кривая, как ятаган), а железно заявляю, что после занятий я подруливаю к порогу, забираю её и еду разбираться с обнаглевшими сопляками с помощью себя-любимой и своего брата – он как раз в городе и для солидной декорации вполне годен. Приходится частично вводить её в курсе дела – мол, коробка крупная, в квартире под тумбочку не спрячешь, значит, нужно ворваться в квартиру под любым предлогом, а потом уже вынести коробку вон, вежливо ругаясь и туманно намекая на грядущие неприятности. «Как?» – хлопает ресницами Анна. – «Ты хочешь проникунуть в чужую квартиру? Это же противозаконно и… некультурно!»: -O