Кужель провел пальцем по пожелтевшей бумаге над фотографией. Сдвинуть тонкую преграду и прикоснуться к ее лицу он так и не смог, как будто боялся осквернить память о ней что ли. Взглянул за окно. Снаружи было так же мерзко, как у него внутри. Стылый ветер лениво ворошил листву, сгребаемую дворником, на зелень травы лег иней, с неба сеялась снежная крупа. И бабочка была на месте. И ноющая боль за грудиной никуда не исчезла. Он снова потер свитер над сердцем. Та война никуда не делась. Каждое утро напоминала о себе. Скрытая, беспощадная, и она так долго продолжалась, что даже ветераны, подобные ему, давно от нее устали…
– Едем, товарищ генерал? – тихо спросил сержант и осторожно встал, опасаясь его гнева. – Все уже там, наверное. Машина прогрета. Снасти я проверил.
Кужель помрачнел и свел вместе брови. Кинул на него из-под насупленного лба тяжелый взгляд. С того самого момента, как месяц назад вышел из кабинета начальника военного госпиталя, его никто не торопил. Даже намеком. Не принято было подгонять того, кто готовился к смерти.
– Фляжку подай, – буркнул он. – Быстро.
– Так я же… – испуганно засуетился водитель. – Нельзя вам… врачи… они же запретили.
– Да! – рявкнул он. – Фляжка где?
Сержант как-то сокрушенно вздохнул и не стал настаивать. Откуда-то из-под полы камуфляжной куртки на свет была извлечена серебристая сверкающая посудина с вычурной резьбой, не издавшая при этом ни единого всплеска, будучи наполненной коньяком под завязку. Генерал протянул к ней руку, привычным движением отвернул ребристую крышку, и опрокинул воронку горлышка себе в рот. Внутренности тотчас же согрело ароматные тепло, сердце подпрыгнуло, забилось ровно и гулко. Он потянулся к куртке.
– Иди. Я сейчас, – бросил сержанту.
Из ящика стола Кужель достал два конверта из плотной бумаги. Один тонкий и измятый – тот из Кракова, с которого все и началось. Второй – новенький и похрустывающий набитым нутром. С трудом затолкал их в карман. И только потом захлопнул альбом. Запер его в этот же ящик стола – до следующего ее дня рождения, которое он больше никогда не встретит.
Он вышел из подъезда следом за водителем. Открыл дверцу машины, оглянулся, подняв глаза к тому окну, из которого он пару минут назад смотрел на холодный камень города. Стекла сверкали примороженными каплями воды. На раме виднелось темное пятно. «Крылья, как цветная клякса», – неожиданно подумал он. Затем у него дернулась щека. Он видел, что и сержант-водитель, и офицеры из охраны, вцепившиеся мертвой хваткой в огромный зонт, не сводят с него глаз, стерегут каждое движение, чувствуют каждый вдох. Так получилось, что они не знали, какое «развлечение» предстоит Кужелю сегодня, но понимали, что неспроста у генерала уже который день ходят желваки на скулах и время от времени пальцы сжимаются в кулаки.