Я выдохнул, осаждая ярость, возникшую
в моей душе. Даже стало интересно, почему я так вспылил, уже давно
отвык так злиться. Скучная жизнь Жреца Тьмы отучает от любых ярких
эмоций.
– Вот и отлично, – улыбнулся
бородавочник, – Ну, а пока, для закрепления… – Он поднял другой
камушек, молочно-белого цвета, и сжал его в пальцах.
Тут меня скрутило от боли и я,
выгнувшись, сверзился спиной на доски, чуть не пробив их затылком.
Аха-а-ап, светлой воды мне за шиворот!
Словно тысячи игл скрутили каждую
мышцу, и несколько секунд я обитал где-то на девятом круге ада.
Вот, кажется, прошла вечность, и боль так же резко ушла, как и
возникла.
О-о-о-ох, поглоти меня, Бездна…
– Это чтобы помнил, святоша, – со
смехом бросил бородавочник, его голос удалялся.
– Да, чтобы помнил! – и в челюсть мне
прилетело тупым копьём. Потом хохот беззубого тоже унёсся вслед за
главарём.
Я полежал несколько секунд, глядя в
потолок и успокаивая дыхание. Магия всегда была частью меня, и не
сразу я мог поверить, что Тьма не повинуется моей воле. Выть от
бессилия и обиды я не собирался, просто надо было принять это как
данность.
Странный обмен. У меня снова есть
рука, но нет магии. Вот уж данность, так данность.
Но меня интересовала ещё одна
данность… Почему у меня такое острое, зудящее до самых глубин моей
тёмной души, ощущение, что не только тело, но и весь мир вокруг –
не мой?
Так, в любом случае, сначала надо
выбраться.
Сплюнув зуб на пол, я снова сел.
Звякнули цепи.
– Светлый, чтоб тебя… – снова
прошипела колдунья.
– Заткнись, грязь, – резко бросил я,
внимательно осматривая кандалы на руках.
Только что меня пришпорили другим
артефактом, называемым «поцелуй белого дьявола». И он тоже состоит
из двух частей – вторая, сделанная из косточки беса, должна
примыкать к моей коже.
Не сразу, но я ощутил на себе
удивлённые взгляды. Поднял глаза, посмотрел на колдунью и
барда.
Бард, несмотря на затекающую в глаз
кровь, таращился на меня, как на призрака. Даже колдунья, которой
поза и так доставляла страдания, вся изогнулась, разглядывая
меня.
– Чего уставились, тупицы?
– Моркатова стужь, – вырвалось у неё,
– Что с ним?
– Такого в Маюновых сказках не было,
– покачал головой бард, – Святоша ругается. Это же… я даже не
знаю…
Я ничего не ответил, продолжая
поиски. Так, кажется, вот он где…