Это не тёмная колдунья, которая
тщетно пытается соблазнить и добиться секса, чтобы получить часть
силы магистра. Это не напуганная до дрожи рабыня, с которыми я
развлекался до того, как вырезал из души влечение.
Её кожа казалась прохладной под
жарким солнцем, а изгиб шеи действовал на меня, как на упыря –
захотелось просто впиться губами. И неожиданно память стала
выкидывать мне моменты из прошлого, когда я мог вот так подойти
сзади и обнять ту, которую любил.
Как ни старался, я почти не мог
вспомнить лицо жены, но вот эти ощущения: тепло, смех, запахи – всё
это овеяло меня приятным ветром.
– Креона, детка, – ухмыляясь, бард
подошёл к нам, – Уверяю тебя, во взгляде этого громилы желания
больше, чем у когорты солдат, вернувшихся с похода.
Я наконец завязал узелок, настолько
изящный, насколько мне позволяли толстые пальцы. Креона
повернулась, с улыбкой поблагодарив:
– Спасибо, проповедник Малуш, – а
потом она добавила уже Виолу, – Видит Морката, а взгляд у него
совсем другой, гусляр, не как у тебя.
Бард не ответил, вдруг приметив
что-то в телеге под ворохом развороченных мешков, и торопливо туда
подбежал.
Зато у меня вырвалось:
– Ты… кхм… – я с трудом подавил
нахлынувшие эмоции, – Так какой у меня взгляд?
– Умный.
– Чего-о-о?! – бард развернулся.
Я выдавил улыбку, поняв, что это была
довольно-таки смешная шутка. И всё же, разрази тебя… меня… Да чтоб
её Бездна поглотила и выплюнула в Небо!
Меня, Десятого Тёмного Жреца, вывела
из душевного равновесия какая-то колдунья холода?! Но да, я так и
стоял, пытаясь собрать раскуроченную душу обратно во что-то, хоть
чуть-чуть похожее на разумного человека.
Креона, взяв из телеги острый нож,
примерилась к платью, подняла длинный подол и вдруг стала его
отрезать, кромсая и оставляя юбку до середины бедра.
Виол, который наконец вытащил из-под
мешков самую настоящую лютню, вытаращился на чародейку, собравшись
пожирать глазами её изящные ноги, но оказалось, что Креона заранее
надела под платье удобные штаны для верховой езды. Да ещё и
раздобыла где-то удобные и высокие кожаные сапожки.
Бард, наблюдая за ней, коснулся
струн, извлёк какое-то подобие мелодии и коротко пропел:
– Душа-а-а мо-о-о-я с надеждой ждёт,
что фе-е-е-ея льда-а растопит лёд, – он поморщился, стал ревниво
покручивать колки на изогнутом грифе, – Боровы тупоголовые, своими
грязными руками трогали мой инструмент…