Дауры засомневались.
– Ты точно уговоришь их отдать нам товары? – спросил Старый.
– Разве я вас когда-нибудь обманывал? – нагло ухмыльнулся
Известь.
Торговались еще полчаса. Санька не знал, но догадывался, что
«гуляя» по Лене, Сорокин с бунтарями пограбил основательно. Чего?
Да всего подряд. И мехов, и оружия. Конечно, немало должно быть у
него тканей, которые здесь, в Восточной Сибири и на Амуре, в
великой цене.
Вот последнее и отдам, решил атаман. Жалко, но без камчи да
парчи люди переживут. А вот без пищалей, пороха, да сабель с
копьями – вряд ли. А пушнина для местных не так ценна, как для
русских. В итоге, порешили отдать даурам всю ткань, одежду (кроме
личной, что «воры» носят); всё серебро, бронзу да медь. И соль.
После этого Дурнова пропустили в деревеньку на горке. Атаман
оставил своих командиров на месте, велел не терять бдительность, а
с собой взял пяток казаков самых доверенных, да Аратана. Всадники
Лотодия проводили их почти до самого частокола, но оттуда вдруг
грохнуло – стволов из трех-четырех сразу. Взвился дымок, и какой-то
нервн ый срывающийся голос проорал:
– Пшли к чертям, нехристи!
– Вздерни ствол, православный! Свои мы! – выкрикнул присевший
атаман.
Им долго не верили, но, в конце концов, пустили. Дурной со
свитой перелез через завал, которым перекрыли воротца.
– Который тут Михайла Григорьев Сорокин? – властно спросил
атаман, давай понять, что он тут всё про всех знает.
Какой-то служивый со смешанным выражением надежды и подозрения в
глазах махнул им рукой и повел вглубь деревни. Санька шел по
дорожке, оглядывался, и общая картина уныния потрясала его всё
больше с каждым шагом. Народу тут было немало: явно за сотню, а то
и все две (многих он мог не видеть). Но большинство «воров» сидели
под тынами, замотанные в грязные тряпки и с тоской в глазах.
– Людишек – тьма, а воев совсем почитай нету, – вздохнул один из
его казаков и был совершенно прав.
«Воры» вяло бродили туда и сюда; хоть какой-то порядок имелся
разве что у частокола.
– Вин! – махнул рукой провожатый на большой навес, вздохнул и
потащился обратно к воротам, едва не волоча пищаль по дорожной
пыли.
Перед навесом сидели полтора десятка людей, которых вполне можно
было назвать воинами: в куяках и панцирях да с хищным блеском в
глазах.
– Хто таке? – хмуро бросил один из них. Почему-то появление
посреди осады своего, русского человека, его не особо удивило и
совсем не обрадовало.