Он
прекрасно помнил эти лица. Знал каждого. Даже голоса были те
же.
Кайгу всё
это порядком надоело. На лице появился гневный оскал. Шаг,
полуоборот. Рубанул остриём клинка, стараясь не задеть друга.
Шестеро детей мигом лишились голов. Крови не было. Лишь дымка, в
которую превращалась поверженная мелюзга. Но на этом он не
остановился и продолжал кромсать. Только вот толку было мало. Из
той же дымки, в которую растворялась, появлялась новая
малышня.
Вскоре из
зеленоватого тумана начали появляться не только дети. Эйсон сперва
услышал, а затем и увидел ликующую толпу. Как и в тот день, он
стоял позади. Люди вскидывали руки и громко кричали. Они требовали
немедленно казнить очередную ведьму. И наконец он увидел её – ту,
что была ему дороже жизни, ту, что была его солнцем, – пылающую в
огне костра.
Ещё
какое-то время он стоял молча, неподвижно и смотрел. Смотрел на
картину из своих снов. Прикрыл глаза, но не от страха, как Альберт.
Вовсе нет. Чувствовал он совершенно иное. Открыв глаза, взгляд его
достиг пика злобы и бушующей ярости. Ведьма вытащила наружу то,
чего трогать не следовало. Пробудив первородный гнев, она вынесла
себе приговор. Уже много лет Эйсон старался использовать силу
своего проклятия как можно реже, но сейчас сдерживаться просто не
хотел. С его помощью он почувствовал старуху и теперь знал, где та
прячется. Тело снова покрыли маленькие фиолетово-чёрные молнии.
Эйсон взял меч обеими руками и переместился.
Ведьма
пряталась в тумане. Оказавшись за её спиной, Эйсон рубанул
наотмашь, да так что воздух взвыл. Прежде чем старуха осознала, что
её нашли, последовал второй удар, но теперь уже ногой. Он
переместился и пнул ведьму в грудь так сильно, что послышался
негромкий хруст. Она упала навзничь, проскользив по влажной почве
несколько шагов. Эйсон переместился в третий раз и оказался прямо
над ней. Напрыгнул и, вонзив меч, пригвоздил к земле правое плечо
старухи. Одной ногой прижал её левую руку, а колено другой поставил
на грудь. Старуха протяжно застонала.
Зеленоватый туман исчез, а вместе с ним и
ожившие образы.
От Эйсона
исходила тьма. Она смешивалась с молниями и словно была воплощением
его ненависти.
Зубы
заскрежетали с необыкновенной силой, а сжатый кулак уже висел над
её лицом. Затем он тихо произнес:
– Как ты
смеешь осквернять память о ней?!