– Ты можешь съесть всё в
холодильнике. И даже самим холодильником закусить. А потом пожевать
занавески, если вдруг окажется мало.
Я хихикнула. У него холодильник в
полтора раза выше, чем я. Если я его глотну, то тут и останусь, как
памятник великому обжорству. Да мама меня за такое из дочерей
разжаловала бы!
Но рано я расслабилась.
– Ты почему за собой посуду не
помыла? Я уж молчу, что со стола надо было убрать.
А-а-а. Это. Тьфу, блин. Я уже что
только в башке ни прокрутила.
– Ты ж говорил, что хорошо слышишь.
И что дважды повторять не нужно, – хлопнула я невинно ресницами и
тихонько попятилась. – Я не умею, – сложила губки бантиком и на
всякий случай выставила вперёд раненую ножку.
Запрещённый приём, знаю. Но как-то ж
надо его сейчас остудить? А то, гляди, клапан вылетит – и привет
паровому котлу. Что мне потом со взбесившимся животным делать?
Ванька вдохнул и выдохнул, пытаясь
совладать с собой.
Ну, да. Я такая. Кого хочешь до
белого каления доведу.
– А тут уметь нечего, – снова
покусился он на мою руку, но я в этот раз была проворнее –
отскочила.
Вообще-то я увёртливая и ловкая.
Жизнь в доме папочки научила меня многим увёрткам. В последнее
время я развлекалась добычей информации, а попросту – подслушивала
всех и вся. Поднаторела в этом деле, а заодно усвоила азы мимикрии,
умела сливаться со стенами и вовремя отползать на заранее
подготовленные позиции. А также улепётывать со всех ног, если отцу
всё же удавалось меня застукать.
В этот раз нога меня и подвела.
Новые тапочки на размер больше, бинт, все дела. А может, звёзды
были не на моей стороне. Как бы там ни было, Орангутан поймал меня
в два прыжка, а я потеряла новенький тапок с забинтованной ноги и
забилась в его ручищах, как рыба, выброшенная на берег.
– Я тебя научу, – пообещал дикий
обезьян. Грудь у него ходуном ходила. Вряд ли от усилий, которые он
почти и не приложил, чтобы меня поймать. Скорее, от злости его
распирало во все стороны.
Подумаешь, две тарелки не вымыла!
Трагедь!
Он поволок меня назад, за руку
держал крепко, я решила не сопротивляться. Успеется.
– Тебе сколько лет? – задал он
нескромный вопрос. Но сейчас не время огрызаться. Того гляди
затрещину даст. А если он приложится, то полбашки у меня отвалится,
как у белкового торта.
– Восемнадцать, – гордо задрала я
нос и выпрямилась.