Это было быстро. Очень. Одно ясно точно. Пушкин уроки Боевых
Искусств не прогуливал. В отличие от второго. И почему заводила с
косичкой называл гопника «сильным мира сего»? Эх, Штырь, Штырь.
Нужно было на уроки ходить, а не семечки по подъездам щелкать.
– Ха! – усмехнулся Пушкин и стряхнул с себя засохшую краску,
которая осталась у него на плечах. – Терпеть не могу, когда
какие-то уроды марают мне одежду.
Под возгласы ликующей толпы и самолюбование аристократа, я
провалился назад. Пролез между двумя высокими девчонками, чтобы
незаметно ускользнуть. Но внезапно вновь наступила тишина. Это
заставило меня вернуться обратно. Я бросил взгляд на
импровизированный ринг.
Прямо на моих глазах спортивный костюм на Штыре растягивался под
хруст его костей, одежды и злобное мычание гопника. Его башка,
руки, да, черт возьми, все тело увеличивались, как тело морячка
Попая, объевшегося шпината.
Очень скоро «Святослав Михайлович» превратился в трехметрового
великана, почти достающего головой до потолка. Кроме размеров в нем
ничего не изменилось. Такая же бритая голова, челка, спадающая на
лоб, впалые глазницы, и кривые зубы. Только теперь он накаченный и
огромный, словно тролль.
Штырь размахнулся и ударил кулаком в стену. Издал вопль сквозь
свою огромную глотку и зашагал в сторону Пушкина.
Все школьники в ужасе принялись пятиться назад.
Теперь понятно, почему он пропускал уроки Боевых Искусств. С
такими размерами врагов можно давить без особых усилий. И морально,
и физически.
– Успокойся, Штырь! – Пушкин, как и остальные, отходил назад,
выставляя перед собой руки.
Но у его противника были другие планы.
Громила схватил аристократа под силки. Поднял в воздух. Ноги
кудрявого теперь беспомощно болтались над полом. Затем
преображённый Штырь как следует встряхнул Пушкина и, разевая свою
пасть, грозно зарычал.
Блондин успел сориентироваться и прямо перед тем, как гопник
впечатал его в стену, создал щит. Сломанные кирпичи рассыпались по
полу, словно попкорн. Но одаренный, кажется, не пострадал.
Глыба в порванном спортивном костюме замахнулась, чтобы теперь
отправить Пушкина даже не в нокаут, а на тот свет. Но в этот самый
момент в Штыря как будто врезалась огромная невидимая кувалда. Его
отбросило на другой конец коридора. Школьники, стоящие на
траектории полета, едва успели расступиться, чтобы не попасть под
раздачу.