От раздумий меня спасла открывшаяся дверь. В кабинет
вошел человек средних лет. Высокий, сухощавый, движения его были быстрыми,
резкими. Шагнул стремительно… и споткнулся на полушаге, увидев герцога и нас.
— Дамы, позвольте вам представить господина Гримани,
императорского дознавателя.
На лице господина дознавателя промелькнуло… даже не
изумление, на миг мне показалось, что он ошарашен настолько, что не в силах
пары слов связать. В следующее мгновение он натянул маску вежливого радушия.
Поклонился.
— Господин Гримани, представляю вам баронессу Асторга и
баронессу Рейнер.
Мы присели в реверансе.
— А теперь, с вашего позволения, перейдем к делам, —
продолжал герцог. — Насколько я понимаю, вы, господин Гримани, только что
расспросили одну сторону конфликта, представляю вам другую. А я, с вашего
позволения, побуду секретарем.
— Но, ваше… сиятельство. — Показалось мне или
дознаватель замешкался перед обращением? — Барышень следует расспросить по
отдельности. Если они уже не успели договориться…
— Не успели, я за этим проследил. — Герцог обернулся
ко мне. — Баронесса, вы не будете возражать, если я накрою вас куполом
тишины и попрошу подождать, пока мы беседуем с баронессой Рейнер? Прошу
прощения, что заставляю вас ждать, но, кажется, вам проще будет найти себе
занятие?
— Разумеется, — вежливо улыбнулась я.
Даже не будь у меня учебника, я бы не скучала. Всегда
ведь найдется о чем поразмыслить в полной тишине. Не торопясь раскрывать книгу,
я оглядела кабинет. Кроме столика с чайными принадлежностями, здесь был большой
письменный стол, который сейчас занял господин Гримани, и конторка чуть в
стороне, за ней встал герцог, вооружившись бумагой и самопиской. Я привезла
такую от дяди домой — металлическое перо, которое не нужно было то и дело
обмакивать в чернила. Через полгода оно потерялось. Я думала, закатилось
куда-то, и перерыла всю комнату. А сейчас вдруг подумалось: может, и не
закатилось. Даже в столице самописка до сих пор считалась дорогой диковинкой, в
университете я не видела у студентов ни одной такой, только у некоторых
преподавателей…
Нет, нельзя такое думать о собственном отце! И таращиться
на чеканный профиль герцога тоже незачем. Я еще раз осмотрела кабинет, задержав
взгляд на портрете императора.
Что-то подсказывало мне, что, спрашивая, каков он,
баронесса интересовалась не личностью, но лицом. Все века, начиная с первого
императора-дракона, подобные портреты изображали одно и то же лицо. Менялись
времена, художники, манера письма — лицо оставалось тем же. Злые языки
болтали, что первый император создал артефакт-иллюзию, дабы скрыть увечья,
полученные в битве. Легенды гласили, что и первый император, и его
последователи отказывались от собственной личности и лица, призывая дракона.
«Император — это не личность, а титул, — припомнила я. — Не
привилегия, но служение».