Или в своем кругу герцогиня и ей подобные пользуются
более изощренными формулировками, а меня сочли простушкой, что понимает только
откровенные грубости?
Формально все претендентки на отборе находились в равных
условиях: одинаковые комнаты на троих, одинаковые туалеты, созданные дворцовыми
мастерицами, общий стол, запрет на собственную прислугу. На деле же некоторые к
дворцовым платьям и не прикоснулись, достав собственные, вроде бы такие же —
не поленились подкупить швей и вызнать фасон, — только сатин, из которого
были пошиты собственные туалеты, оказался шелковым, а не хлопковым. Как и
чулки. Да и драгоценности никто не запрещал. Так что определить состояние
претенденток труда не составляло, и мое эти дамы вычислили безошибочно. Да и
трудно не вычислить, если последние драгоценности матери, что удалось уберечь
от отца, я заложила, чтобы оплатить первый год учебы в университете. Сейчас
лишь одно скромное колечко украшало мои пальцы.
Но слова герцогини вовсе меня не задели. Во-первых, на
правду не обижаются. Лицо у меня и в самом деле длинновато, и походка подкачала —
преподавательница этикета, нанятая дядей, то и дело выговаривала мне за манеру
носиться вприпрыжку, а не шествовать павой, как полагается благородной даме.
Впрочем, и страшненькой меня нельзя было назвать.
Обычная. Густые светлые волосы, фигура со всеми полагающимися выпуклостями и
вогнутостями. Может, будь я страшненькой, граф Дейнарский и не захотел бы на
мне жениться, наплевав даже на отсутствие приданого. Но все же едва ли найдется
девушка, всерьез жалеющая, что не родилась откровенно некрасивой, и уж точно
это не я.
Во-вторых, я не намеревалась опускаться до их уровня.
Одно дело — состязаться в остроумии за беседой, когда каждое слово имеет
двойное, а то и тройное дно. И совсем другое — примитивные грубости. «Если
на тебя лает дворовая шавка, ты же не опускаешься на четвереньки, чтобы облаять
ее в ответ», — любил говаривать дядя.
Поправив сползшее с плеча платье — мода этого года
снова была несуразной, — я рассеяла щит и двинулась дальше.
Чтобы через пару мгновений услышать:
— Нет, это не дворец, а хлев какой-то. То кобыла, то
корова…
Я оглянулась. Девушку, остановившуюся перед лужей, трудно
было назвать толстой. Просто ей достался тот тип фигуры, который лишится
округлостей, только дойдя до полного истощения. Яркий румянец на щеках, не
скрываемый никакими белилами: похоже, краснела девушка легко и быстро, вот как
сейчас например. Густые каштановые локоны. На мой взгляд, она была
очаровательной, но сейчас в моду вошла бледная томность, которую незнакомка не
смогла бы изобразить, даже если бы очень захотела.