— Артур! — взвилась матушка. — Не
смей так разговаривать с матерью!
— Нет уж послушай, мать. Ты ведь
посчитала возможным оскорблять женщину, которая в одиночку, без
поддержки рода, семьи, друзей и кого бы то ни было растит ребенка!
Но тебя ведь волнует только один аспект, не правда ли? То, что этот
ребенок рожден вне брака. Но ты спросила у Мариэллы, как так вышло?
У меня? Хоть у кого-то поинтересовалась? Ну нет, зачем. Уверен, ты
просто завуалированно и крайне элегантно заявила ей что-то вроде
того, что она распутница.
— А ты скажешь, это не так? Артур,
опомнись! Сколько ей? Чуть больше двадцати, судя по лицу. Ясно же,
что ребенка она… с этим мерзким юным Ноблем.
— Этот мерзкий юный Нобль, — подойдя
к матери вплотную и нависнув над ней, сквозь зубы процедил Артур, —
похитил ее, опоил и неделю держал в плену. Пытал, избивал и
насиловал. Вот такая она распутница, мама. И это я нашел ее. Это мы
с Алексом вытащили из укрытия Нобля умирающую девушку. На ней не
было живого места, мама. Этот ублюдок любил развлекаться
художественной резьбой по живому телу. Мы в стазисе ее везли в
лазарет, иначе бы не успели, она почти умерла, мама. И да, вина
целителей, что они сумели вернуть девочку к жизни, но по неведомой
мне причине пропустили беременность. А она была слишком неопытная,
юная, сломленная, и не поняла этого вовремя.
Кармилла Гресс слушала с побелевшим
от ужаса лицом и дрожащими губами.
— А еще, мама, эта женщина, которую
ты считаешь недостойной, сумела сдать экстерном экзамены и
закончить столичную академию магии с отличием. Не сказав никому ни
слова, она уехала в какую-то дыру и там одна, совершенно одна, без
единой близкой души рядом, выносила и родила ребенка от насильника
и убийцы. И вот ведь, представляешь, мама, даже нашла в себе силы
не подкинуть своего ребенка в приют. А растить его самой.
— Артур, не надо, — позвал его
отец.
— Надо, папа. Надо. Моя добрая мама
очень любит считать себя безупречной. Идеальной. И видят боги,
мама, я тебя люблю. Но ты не имеешь никакого права, ни морального,
ни человеческого, так думать о Мариэлле.
— Но я же не знала… — пролепетала
Кармилла Гресс. — Бедная девочка… Я извинюсь перед ней. Я же…
— Я дам тебе почитать занимательную
историю. И да, там каждое слово — правда. Более того, мама… — Артур
наклонился и тихо сказал: — Я обещал Мари не раскрывать ее секрет,
но мы ведь одна семья, и вы мне дадите клятву, что никому не
проболтаетесь. Мариэлла Монкар не выдержала этого ужаса. Не вынесла
общения с такими добрыми благовоспитанными женщинами, как ты или
твои подруги, мама. С безупречными и безукоризненными дамами, у
которых на званом ужине салфетки не того цвета — повод для
истерики… Она провела обряд и призвала из другого мира душу, взамен
своей. Сбежала от своей сломанной и растоптанной жизни, мама, чтобы
не убить себя и свою новорожденную дочь. И теперь все это
расхлебывает еще одна ни в чем не повинная женщина, из другого
мира. Которой тоже сломали судьбу, выдернув из привычной жизни и
зашвырнув сюда. К чужому ребенку, чужой трагедии, чужим обычаям. Ты
говоришь, она улыбалась, слушая, как ты ее оскорбляешь? А что ей
оставалось, матушка? Плакать? Уверен, она уже нарыдалась на годы
вперед и как Мариэлла, и как Мари. И знаешь, что самое смешное,
мама? Обряд обмена душ Мариэлле Монкар подсказал зимой наш с вами
достопочтенный архимудрый родственник. И он же принял ее на работу
сюда, в Усач.