Все это приметил Коркоран и, подав знак Луизон, направился к другой входной двери.
Однако эта дверь оказалась прочно забаррикадированной извне, и, к довершению несчастья, она была окована бронзой, так что даже сэр Коркоран не мог бы ее взломать. Между тем он сделал попытку и так сильно двинул дверь плечом, что задрожали стены и дверь и, казалось, весь дом дрожал. Он уже приготовился вторично ударить еще сильнее плечом, но был остановлен вовремя президентом, воскликнувшим:
– Это будет еще хуже, если вы обрушите дом на наши головы!
– Что же делать? – возразил капитан. – Ах! Я вижу одно средство… Мы с Луизон проберемся из окна…
Президент, почувствовав прилив великодушия, сказал:
– Капитан, остерегитесь! Во-первых, надо вырвать железные прутья решетки, но, что еще важнее, от окна до мостовой улицы более тридцати футов. Вы неизбежно свернете себе шею. Что касается вашего противного животного…
– Тсс!.. – отвечал Коркоран. – Не отзывайтесь дурно о Луизон. Она чрезвычайно обидчива и может рассердиться… Что касается решетки, это дело пустое…
И действительно, он тотчас же выдернул три железных прута без заметного усилия. Капитан сказал:
– Теперь дорога свободна!
По правде сказать, академия была в затруднительном положении: с одной стороны, опасение за жизнь Коркорана, а с другой – удовольствие распроститься с Луизон.
Коркоран сел на окно, намереваясь, придерживаясь за скульптурные изображения и выступы в стене, спуститься вниз на мостовую. Но вдруг президент снова его остановил, говоря:
– Конечно! Вам нужно вылезти первому, потому что Луизон никогда не захочет прыгнуть, если вы не подадите ей пример. Да! – продолжал президент. – А что, если, когда вы спуститесь, она не захочет спрыгнуть вслед за вами?
– Ах! А если небо упадет? В последний раз спрашиваю вас: спускаться или нет?
– Пусть прежде выскочит Луизон! – возразил президент.
– Пожалуй, вы имеете право это требовать! Но если я возьму Луизон за загривок и швырну ее через окно, Луизон, будучи очень капризной, не будет меня поджидать и вздумает бегать по улицам и, пожалуй, сожрет несколько человек ранее, чем я могу явиться им на помощь. Вам неизвестен аппетит Луизон, а между тем теперь как раз четыре часа, а она еще не ела свой ленч, хотя привыкла ежедневно есть его в час пополудни, совершенно так, как и королева Виктория. Ах, черт возьми! Вот беда, она сегодня не ела своего ленча! Ах, какая проклятая оплошность!