- "Мне кажется, - прочел Август вслух, пробуя язык
Российской империи "на вкус", - как мы с тобою
разлучились,
Что все противности на мя вооружились,
И ото всех сторон, стесненный дух томя,
Случаи лютые стремятся здесь на
мя"[1].
- На мя! – повторил за поэтом Август, припомнив, что во фразах,
подобных этой, Таня обыкновенно говорит "меня".
"Вероятно, поэту виднее, - решил он, обдумав ситуацию, - но
Василий, кажется, тоже говорит "меня" Надо бы попробовать почитать
что-нибудь из прозы…"
Он отложил книгу, встал из кресла и прошелся по гостиной,
разминая ноги. Было очевидно, что Теа так быстро из ванной не
выберется, но и Августу нечем было себя занять. Возникал соблазн
навестить женщину и поболтать с ней о том, о сем. Например, о
грамматике русского языка. К тому же, если ванна открыта, - а она,
и в самом деле, в отличие от венской была без крышки, - за
"неспешным" разговором можно увидеть плечико Теа или ее грудь.
Возможно, даже ножку…
Это выглядело более чем странно, но никакое "прошлое" не в силах
было умалить его интерес к наготе любимой женщины. В любви Август
терпел ровно те же муки, что и какой-нибудь безусый школяр. И
желания его, по сути, были так же просты и незатейливы, даже при
том, что он уже обладал всем тем, о чем недоросль может только
мечтать. Они были близки с Теа уже не первую неделю – попросту
говоря, Август с ней спал – но он так и не смог пресытиться ее
красотой и близостью, хотя и опасался признаваться в этом вслух.
Внешность, словно бы, принадлежала другой женщине, и открытое
внимание к прелестям Теа, возможно, могло обидеть Татьяну,
поселившуюся в этом теле. Во всяком случае, Августу казалось, что
будет лучше не нарушать открыто границу "между плотью и духом". А
спросить женщину, так ли это на самом деле, представлялось более
чем странной идеей, да и возможности поговорить на эту скользкую
тему ни разу не представилось.
"Поговорим лучше о грамматике!" – решил Август и, прихватив с
собой томик стихов Александра Сумарокова, отправился к Теа.
Женщина, как не сложно догадаться, нежилась в горячей воде, и
вода эта была упоительно прозрачна, так что Августу даже ждать
случая не пришлось. Все и так было на виду. Тем сложнее оказалось
вести с Теа светский разговор. А еще хуже было то, что Татьяна его,
похоже, видела насквозь, и всем его уловкам грош цена. Однако
политес соблюдала и она, общаясь с Августом, как ни в чем ни
бывало. Словно и не возлежала в ванной в чем мать родила.